Повесть жизни эмигрантаГероиня этой истории родилась в городе Кимры Тверской области. Всю сознательную жизнь прожила на берегах Невы. В 1995 году перебралась к Балтийскому морю. Сейчас проживает в Хельсинки. 8/10/2001 В начале прошлой осени ехала на курсы финского в электричке, просматривала домашнее задание, изредка заглядывая в словарь. Это-то и выдало во мне эмигрантку. Ко мне с вопросом «Вам чем – нибудь помочь» на хорошем русском языке с легким акцентом обратилась пожилая дама. Разговорились. Она родилась в Финляндии, а ее родители приехали сюда из Петербурга. Сама она русская. Свято хранили в семье родной язык. У меня все наоборот: оба родителя – русские финны из Ленинградской области. Родилась я в Калининской области – месте ссылки моих родителей. Дома родители между собой говорили на финском, нас, детей, учить языку не хотели, помня свой горький опыт из-за пятого пункта «национальность» в советском паспорте.
Дама из электрички между прочим спросила, нравится ли мне в Финляндии. Я ответила: «Очень нравится». А она сказала, что зиму она обычно живет в Испании, а вообще, ей больше нравится Франция. Я подумала тогда, что смогу ли когда-либо сравнивать города и страны? Пока у меня только один выбор: между Петербургом и Хельсинки. И я сделала его в пользу Финляндии.
Что такое для меня эмиграция? Это, прежде всего, возможность переменить свою жизнь, жить интереснее, узнавать новые языки, знакомиться с новыми людьми, возможность прожить другую жизнь в другой стране. Что предшествовало эмиграции?
В конце 80-х в России все ждали перемен. «Мы ждем перемен,»- пел Виктор Цой. Но он их не увидел. Владимир Высоцкий выразился более определенно: «Нас ждут большие перемены, но я их никогда не полюблю». Когда прошла первая эйфория от демократических перемен, я тоже поняла, что не полюбила их. Потому, что стало страшно и непонятно, как жить в условиях свободного рынка. У меня хорошая профессия – программист, но в то время программисты нужны были меньше всего, и организация, в которой я отработала 17 лет программистом, развалилась.
В последние годы перед отъездом работала преподавателем информатики в техникуме, но работа меня не кормила. Получала большое эмоциональное удовлетворение от общения с молодежью днем, вечерами подрабатывала на компьютерных курсах, обучала «новых русских» при кооперативе. Получала за все вместе 500000 рублей, это приблизительно 500 финских марок, что составляет меньше lapsen lisa на одного ребенка.
Это было в 1995 году. Столько же зарабатывал на двух работах муж, инженер-электронщик. На третью работу просто не хватало времени. Так бедно мы еще не жили. Встал вопрос, как прокормить двоих детей? Если бы не возможность уехать в Финляндию, где бы мы сейчас были? Жили в старом хрущевском доме, так называют в Петербурге дома, построенные в 60-х годах и рассчитанные на 20 лет эксплуатации. 20 лет давно прошли, а дома все стоят даже без капитального ремонта, и в них живут люди...
Когда мы приехали в Финляндию, нас сразу поселили в новую квартиру только потому, что мы «tavallinen perhe» (типичная семья), так сказал наш первый социальный работник. Через год нам дали постоянную квартиру. В России мы стояли в очереди на улучшение жилищных условий с 1982, когда родился мой младший сын, и наша квартира стала мала. Сейчас моему сыну 16 лет, и мы все еще в этой очереди. Хотя я слышала, что и очередь уже отменили. Это была последняя наша очередь, конца которой мы так и не увидели.
Мой отец минувшим летом осуществил свою давнюю мечту: побывал в деревне Palkane, где он провел два года своей юности. Это под Тампере. Так как он живет теперь в Финляндии, это стало возможным. Он мечтал об этом всю жизнь. В первый раз в Финляндии он оказался в 1943 году. ( В 1943-1944 годах все финское население с оккупированных территорий было вывезено в Финляндию).
Мама вместе с моей бабушкой бежали от надвигающегося фронта в Ленинград, где прожили первую блокадную зиму. Затем вышло мартовское постановление «Об обязательной эвакуации финского населения». Эвакуировали их по последнему Ладожскому льду весной 1942 года, а затем в товарных вагонах отправили до Красноярска и дальше. Бабушка умерла в товарном вагоне. Ей было всего 48 лет. Я думаю теперь, что бабушка спасала от голода мою маму (ей было 16 лет), отрывая от себя последний кусок хлеба, чтобы та смогла выжить и родить своих детей. Нас у мамы трое, наверное, мы смогли родиться благодаря нашей бабушке – Скебер Анне Матвеевне.
Познакомились мои родители в Эстонии, где оказались после войны. Отец пытался там поступить на учебу или работу, а мать приехала из Красноярска, надеялась остаться. Но ничего не вышло: финнов гнали и из Эстонии. Отцу дали предписание убраться из Эстонии в 24 часа.
Мы с моей старшей сестрой родились в Калининской области. Наших родителей тянуло на родные места под Ленинград, и только в 1956 году мы смогли вернуться. Поселились на частной квартире в пригороде Ленинграда. Переезжали с одной частной квартиры на другую, пока отец не построил свой дом. Моя младшая сестра родилась в своем доме. Отец все это время работал на заводе кузнецом и на пенсию вышел с этой работы. Мама была разнорабочей. Умерла в 58 лет.
Нам, детям, повезло в жизни больше, чем нашим родителям. Нас никто не выгонял с насиженных мест. Мы все трое получили высшее образование в разных областях: спорт, экономика, вычислительная техника. Диплом защитил нас от черной работы. Наш отец любил повторять: «Учитесь, чтобы не толкать тележку всю жизнь». Он имел в виду какую-то конкретную тележку, которую видел на заводе. Ее толкали женщины.
После окончания института я имела «сторублевое счастье»- так говорили о зарплате инженера. Но молодость на то и молодость, что таким вещам не придавали значения. Потому, что «когда мы были молодые, фонтаны били голубые и розы красные цвели». После замужества жить стало легче, две маленькие зарплаты все-таки лучше одной. Жили будущим, что вот прибавят зарплату, а цены снизят, даже что-то откладывали на черный день. А произошло все наоборот: цены выросли, зарплаты остались на месте, а вклады в сбербанке прогорели. В результате из богатства нажили только самое ценное – двоих детей. С тем и эмигрировали в Финляндию в августе 1995.
На второй год жизни в Хельсинки мне посчастливилось попасть на курсы «Oma ura» (Собственная карьера). На этих курсах занимаются профессиональным ориентированием учащихся и, по возможности, устройством их на работу. Я пришла на курсы со своей идеей: обучение работе на компьютере на русском для русскоговорящих. Меня поддержал руководитель курсов и предоставил возможность преподавать сначала среди моих соучеников, арендовав для этого великолепный компьютерный класс. Работать было – истинное удовольствие. Сейчас меня время от времени приглашают на работу на этих курсах, когда набирают русскоязычную группу. Таким образом, у меня появилась возможность заниматься любимым делом, хотя бы как free lance.
В моей жизни счастливо совпало хобби с профессиональной деятельностью. Когда я выбирала себе профессию после школы, мне понравилось название будущей специальности «Электронно-вычислительные машины», и я не обманулась в своем выборе: мне мое дело нравится до сих пор. В Петербурге, когда я преподавала в техникуме, в моем распоряжении был класс с восемнадцатью компьютерами, но я не только преподавала – в мои обязанности входило поддерживать их работоспособность. Но на свой собственный компьютер я так и не заработала. В Финляндии же через полгода я смогла его купить.
Живя в России, всегда знала, что есть другая жизнь, отец много рассказывал о Финляндии, где побывал во время войны, сравнивал, как здесь и там. Но для нас заграница была так же далеко, как Луна. В первый раз я поехала за рубеж по туристической путевке в 1989 году в Польшу и Чехословакию. От Варшавы не осталось ощущения, что побывала за границей: заново отстроенная после войны, она слишком напоминала советские города, и искусственная старая часть города не произвела впечатления. Маленькие города понравились больше своим чисто польским колоритом. Прага произвела неизгладимое впечатление, красивее города я еще не видела, хотя и жила в Петербурге – в одном из красивейших городов мира. Потом я увидела Хельсинки, когда приехала в 1993 году в гости к сестре. По красоте архитектуры он уступает Праге и Петербургу, но в нем есть много достоинств, которые раскрываются, когда живешь в нем.
Это город очень удобный для жизни, с чистым воздухом и водой, удобным транспортом. Если рассматривать Петербург по этим параметрам, то в нем в настоящее время жить нельзя. Уже после первого свидания с Хельсинки я полюбила этот город и, «земную жизнь пройдя до половины», вдруг поняла, что кроме бедной старости меня ничего не ожидает в своей стране. Отец и сестры уже жили в Финляндии, я оставалась в России последней из семьи. В начале 90-х на художественной выставке в Тарту мое воображение поразила одна картина: серое небо, серый пейзаж – поле, хилые деревца, кое-где колючая проволока.
Попросила родственника перевести с эстонского название картины. Он мне перевел «серота», а точнее, эта картина называлась «серость». У меня возникли ассоциации с моей жизнью, и так захотелось все изменить, чтобы снова начать удивляться и ощущать жизнь во всем ее многообразии, вырваться из серости существования. У меня это получилось. Сегодня мне интересно жить и наслаждаться каждым новым днем. Может быть, это возрастное, а может быть, связано с переменой места жительства.
Есть хорошее финское слово – «viihtya» – точно выражающее состояние человека. Оно означает, что человек хорошо себя ощущает где-либо. Mina viihdyn Suomessa, что в переводе означает: «Я ощущаю себя в Суоми».
Вера ШИРОКОВА.
|
