Рабы третьего рейха: документы и судьбыВ истории Второй мировой войны и через 60 лет после ее начала все еще остается немало белых пятен. Одной из таких почти неизвестных общественности страниц являются судьбы миллионов молодых людей, угнанных на принудительные работы в Германию из оккупированных вермахтом стран. Рассказать о них нынешнему поколению немцев решила небольшая группа исследователей во главе с любекским историком Кристианом Ратмером. 5/6/2001 Часть первая: ЦИФРЫ И ФАКТЫ
В годы Второй мировой войны в Германии фактически не было такого населенного пункта, где бы не работали военнопленные или гражданские лица из оккупированных вермахтом стран, поэтому даже относительно небольшой Любек может дать некоторое представление о масштабах принудительных работ в целом по стране. Кстати, общее количество иностранной рабочей силы, привлеченной к труду в третьем рейхе, составляет почти шесть миллионов и подсчитано с точностью до человека – 5.976.673 человек. Наибольшая часть рабов третьего рейха была доставлена из СССР (2.174.644 человек) и Польши (1.662.336 человек).
По Любеку таких точных данных нет, потому что количество военнопленных и гражданских лиц в городах постоянно менялось из-за частых перемещений рабочей силы внутри Германии, многие к тому же умирали. По некоторым оценкам, в Любеке за время войны побывало от 30 до 40 тысяч иностранных рабочих. Например, известно, что по состоянию на 31 марта 1944 года их в Любеке насчитывалось 17.881.
Больше всего (7.605 человек) было так называемых остарбайтеров – представителей России, Украины, Белоруссии и других республик СССР (латыши, впрочем, шли отдельной строкой – 529 человек). Все они носили на своей одежде специальную нашивку с надписью «OST». Второй по численности группой (4.889) были поляки, за которыми с большим отрывом следовали французы (1.502) и голландцы (1.301). Незначительную часть составляли бельгийцы, чехи, датчане и другие национальности Европы – вплоть до бывших союзников Германии итальянцев.
В таком небольшом городе, как Любек, насчитывалось 109 лагерей, где содержались военнопленные и гражданские лица. Только на территории Старого города площадью всего в несколько квадратных километров их было девять. В их число входила и баржа «Амстердам», на которой размещались 60 советских военнопленных. Эти лагеря не были концентрационными лагерями уничтожения типа Освенцима, и режим содержания в них существенно отличался – в зависимости от назначения лагеря.
Строже всего он был у военнопленных, а девушки, работавшие в трамвайном депо Любека, могли позволить себе прогулки по городу и даже рисковали порой сходить в кино, хотя это запрещалось. Кроме того, многие «остарбайтеры», преимущественно девушки, работали в качестве прислуги в немецких семьях и жили там же.
Принудительные работы довольно широко использовались любекскими предприятиями, особенно военного профиля. Дармовая рабочая сила применялась на 86-ти из них. В качестве примера можно привести местные филиалы известных в то время (да и сегодня) фирм «Dornier» (самолетостроение), «Lufthansa» (гражданская авиация), «IG-Farbenindustrie» (химическое производство), «Villeroy & Boch» (сантехника и кафель).
Многие местные предприятия благополучно существуют и сегодня. «Flender Werft» в годы войны использовала иностранцев на строительстве подводных лодок и военных кораблей. «Schwartauer Werke» обеспечивали пищевой рацион вермахта, выпуская фруктово-ягодные консервы и мармелад. Рабочая сила из оккупированных стран составляла третью часть от почти 3,5 тысяч занятых на заводе Дрэгера, который производил установки жизнеобеспечения для подводных лодок и армейские противогазы.
Сегодняшний «Draegerwerk AG» – это крупнейший в Любеке работодатель и всемирно известное предприятие по производству медицинской аппаратуры, а также аквалангов. К чести его нынешнего руководства следует отметить, что оно предпринимает немало усилий для того, чтобы как-то компенсировать свое участие в использовании рабского труда в годы войны. Нынешнее поколение семьи Дрэгер не только предоставило авторам экспозиции необходимые материалы из архива предприятия, но и в качестве спонсора поддерживает этот не слишком лестный для себя проект материально.
На принудительных работах использовалась по большей части молодежь, преимущественно женского пола, хотя общий возрастной разброс был достаточно велик. Не редкостью были 50-летние люди; кроме того, в Германию порой угоняли целые семьи, поэтому в лагерях наряду с родителями оказывались и малолетние дети. И все же основной костяк составляли молодые люди в возрасте от 15 до 20 лет. О том, как они жили и работали в третьем рейхе – наши публикации.
Часть вторая: «Я В ОТВЕТЕ ЗА ЭТИХ ЛЮДЕЙ»
Рассказывая о жизни остарбайтеров в нацистской Германии, мы предлагаем читателям посмотреть на их судьбы через призму восприятия немцев послевоенного поколения. Его представителями являются и авторы экспонирующейся в Любеке выставки «Я помню только слезы и горе...» – группа специалистов во главе с Кристианом Ратмером. Основная часть кропотливой работы с письмами бывших остарбайтеров легла на плечи профессионального историка и слависта Кати Фретер-Башнак.
Во время официального открытия выставки я сначала принял Катю за свою соотечественницу: по-русски эта молодая женщина с типично славянской внешностью говорила почти без акцента. Позже она рассказала, что изучала русский язык наряду с историей в университете Гамбурга.
– Вообще-то я поступала в университет дважды: сначала хотела стать учителем химии и биологии, – вспоминает Катя. – Но потом ваш Горбачев оказал на меня такое влияние, что я решила заняться русским языком и литературой и поступила на отделение славистики. Кстати, на нашем курсе училось сначала 90 человек вместо обычных 15-20 – так реагировали немцы на политику перестройки и гласности.
Катя часто вспоминает свою преподавательницу, немку из Казахстана Берту Рихтер, однако считает, что по-настоящему стала говорить по-русски только после того, как несколько раз побывала в России. Она проходила стажировку в Ленинграде, бывала на раскопках в Новгороде, читала берестяные грамоты, изучала ганзейские связи этого древнего города с Любеком.
Сейчас она по-прежнему часто ездит в Россию, где у нее много друзей, и Катя даже лелеет мечту когда-нибудь купить себе в Питере квартиру. Если, конечно, разбогатеет. Но пока ее знание русского языка не приносит больших дивидендов: после объединения Германии в ФРГ появилось очень много специалистов из восточных земель, владеющих русским языком. Найти работу по этой специальности сейчас довольно трудно, поэтому встреча с Кристианом Ратмером была как нельзя кстати.
Идея документальной выставки, посвященной судьбам людей, угнанных в Германию на принудительные работы, родилась три года назад у любекских «зеленых». После запроса в российское общество «Мемориал» оттуда были получены полторы тысячи адресов бывших остарбайтеров, в годы войны работавших в Любеке. Руководителю группы Кристиану Ратмеру очень нужен был человек, который смог бы наладить переписку с адресатами из республик бывшего СССР. Катя Фретер-Башнак в этом смысле оказалась просто находкой.
– Меня заинтересовало предложение Кристиана, – рассказывает она. – Я сразу же вспомнила мамины рассказы о том, что у ее тети, как и во многих других немецких семьях в годы войны, была прислуга – 18-летняя девушка с Украины. У тетки часто болела голова, и порой она отправляла девушку к своей сестре, моей бабушке, с запиской: «Дорогая Хильда! Не дашь ли ты мне таблеток от головы? Хайль Гитлер! Лизбет». Моя двоюродная бабка симпатизировала нацистскому режиму и, судя по всему, девушке приходилось у нее несладко. Когда она бывала у моей бабушки, то могла немного передохнуть от работы. Говорили, что позже она родила ребенка, а потом ее следы теряются в неизвестности. Но бабушка и мама ее часто вспоминали. Что касается русских военнопленных, то в маминой памяти они остались серыми, измученными людьми. И она очень удивилась, когда ко мне в первый раз пришли в гости мои русские друзья – веселые, остроумные люди.
Осенью 1996 года деловое предложение Кристиана Ратмера легло на хорошо удобренную почву Катиных семейных рассказов. До 4 мая 1997 года, когда должна была открыться выставка, оставалось совсем немного времени. В начале декабря были отправлены первые из 1.200 писем бывшим остарбайтерам с просьбой ответить на несколько вопросов, касающихся их работы в Германии. Текст запросов был одинаковым, менялись только адреса и фамилии.
Уже в конце декабря пришли первые ответы. До начала мая группа получила порядка 400 писем, причем подавляющая их часть была с Украины. Сейчас Катя уверена, что сможет разобрать любой почерк, но тогда ей приходилось очень нелегко. Причудливая смесь из украинских и русских слов, а в письмах с Западной Украины еще и с добавлением польских – все это создавало большие трудности при переводе. Тем не менее, в итоге все письма были рассортированы, проанализированы и часть их подготовлена к экспозиции.
Соприкосновение с трагическими судьбами авторов писем не позволяло этой тяжелой и кропотливой работе превратиться в рутину. Катиной специальностью является история средних веков, поэтому времена национал-социализма по своей удушливой атмосфере напоминали ей средневековье. Иногда поражали ассоциации: у мальчика, угнанного в Германию вместе с семьей, был тот же год рождения, что и у ее отца – 1933-й. За строками писем вставали физические тяготы, переживания, тяжелые внутренние конфликты.
Многие остарбайтеры работали на военных заводах и не могли не думать о том, что изготовленная их руками продукция используется против их же соотечественников, может быть, даже против их родных. Случаи саботажа и диверсий на предприятиях были, но в основном среди военнопленных. Для остарбайтеров страшнее всего была неизвестность: ведь никто еще не знал, что война закончится в мае 1945 года, и не был уверен, что, в конечном счете, его не расстреляют. Они тревожились за судьбу близких, оставшихся на родине, не зная о том, живы ли те вообще. Все это вместе нередко приводило совсем еще молодых людей к самоубийству.
Катю поразило, что некоторые авторы писем сумели сохранить и прислать в Любек документы, удостоверения, фотографии, нашивки и другие свидетельства своего пребывания в Германии. Группа Ратмера получила в общей сложности более двухсот фотографий. Но большая часть документов была, конечно, уничтожена их владельцами сразу после возвращения на родину – хранить такого рода вещи в то время было просто опасно. С другой стороны, отсутствие документальных свидетельств участия в принудительных работах нередко создает сейчас трудности при выплате соответствующих компенсаций.
Именно такая ситуация возникла у Елены Константиновны Могильной из украинского города Белая Церковь. Когда она прислала в Любек свое письмо с фотографией, где снята 17-летней, Кристиан и Катя сразу поняли, что именно ее они пригласят на открытие выставки. Портрет Елены Могильной стал собирательным образом угнанных в Германию женщин, титульной фотографией выставки, многократно воспроизведенной на обложке выставочного каталога, на афишах и плакатах.
В мае 1997 года Елена Константиновна приезжала на открытие выставки. Было много воспоминаний и слез. Вместе с Кристианом и Катей она побывала там, где находился кирпичный завод, на котором когда-то работала. Посетила Елена Константиновна и школу, в здании которой располагался тогда ее лагерь. В качестве представителя всех бывших «цвангсарбайтеров» Е. К. Могильная была занесена в Книгу почетных гостей Любека.
При этом она не имеет права на положенную компенсацию, которая ей при маленькой пенсии совсем не помешала бы. Однако Елена Константиновна не может доказать, что была в Любеке в годы войны. На фотографии с ее аусвайса сохранилась лишь часть лагерного штампа, и те ведомства на Украине, которые занимаются оформлением и выплатой компенсаций, не признают этот документ. Несколько нестыковок подобного рода привели к парадоксальной ситуации, когда местная бюрократическая машина оказалась сильнее фактов, признанных немецкой стороной. Злая ирония судьбы...
За время, которое прошло с момента открытия первой выставки, группа Ратмера получила еще около 100 писем с рассказами очевидцев. Новые свидетельства и документы позволили прошлым летом открыть выставку заново и уже на постоянной основе. Хотя называется она «Я помню только слезы и горе», в ее экспозиции есть и документы совсем другого рода. Некоторые авторы писем вспоминают о своем пребывании в Германии только хорошее.
Один бывший «ост-арбайтер», например, написал о том, что работал слесарем в одной из местных фирм, получал небольшую, но все же зарплату, и многому научился с точки зрения специальности и отношения к своему делу. Многое здесь зависело от начальства – если мастер попадался хороший, то грех было жаловаться. По словам автора письма, он и его коллеги не особенно страдали, более того – работа в третьем рейхе казалась им просто раем.
Однако такие письма, по словам Кати, были единичными. Кстати, два письма группа получила от тех, кто приехал в Германию по собственной воле. Это оказалось для авторов экспозиции полной неожиданностью – они даже не подозревали, что в истории принудительных работ имели место подобные факты. Впрочем, такие остарбайтеры ничего не выигрывали по сравнению с остальными – режим их содержания и условия работы были практически одинаковыми. Права на компенсацию добровольцы, конечно, не имеют...
Катя Фретер-Башнак могла бы часами рассказывать об авторах полученных группой Ратмера писем из бывшего Советского Союза. Сейчас она живет во Франкфурте-на-Майне, работает в информационной службе монетарного музея Федерального банка Германии, однако в свободное время продолжает занимается письмами, которые ей регулярно пересылает из Любека Кристиан.
– Я хочу продолжить эту работу, – говорит Катя. – Это важная страница нашей истории, и нынешнее поколение немцев должно ее знать. Насилию нет оправдания – независимо от того, как сложились судьбы конкретных остарбайтеров. Я чувствую себя в ответе за этих людей не только как историк, но и как немка. Мы стараемся помочь им получить материальную компенсацию, однако наша работа – это лишь часть той моральной компенсации, которую немцы могут предоставить бывшим остарбайтерам. Поэтому мы не оставляем без внимания никого из тех, кто отозвался на наш запрос. Это морально поддерживает пожилых людей в нелегкое для них время.
Сергей ПРОКОШЕНКО.
|
