КАК ЛОНДОН ЗАГНАЛ СЕБЯ НА ОСТРОВБританцы не стали возводить статуи Свободы у входа в гавани Саутгемптона или Портсмута. Британия никогда не декларировала, что готова, как Соединенные Штаты, принять «отверженных, бездомных» и посветить им у «двери золотой». Однако нынешний британский народ, так же как и его заокеанский брат, – это продукт смешения коренного населения с иммигрантами. 1/7/2015 
Начиная от римлян, викингов и норманнов и заканчивая последней иммиграционной волной из стран Восточной Европы, в Британию во все периоды ее истории всегда тек непересыхающий людской поток. Почему же иммиграция стала одним из краеугольных камней в спорах с Европой, не говоря уже о том, что на ней обломали зубы и поломали карьеру несколько поколений политиков?
20 апреля 1968 года член британского парламента от Консервативной партии Энох Пауэлл произнес речь, которую до сих пор берут на вооружение как ультраправые, так и ультралевые, потому что проблема «чужаков» продолжает волновать людей, придерживающихся прямо противоположных политических взглядов.
«Мы просто сошли с ума, самым натуральным образом сошли с ума целым народом, если позволяем каждый год вливаться в наши ряды 50 тысячам иждивенцев. Как будто мы все дружно занимаемся тем, что подкладываем дров в погребальный костер нашей нации», – заявил Пауэлл почти 50 лет назад.
«Массовая иммиграция сделала нашу страну совершенно неузнаваемой. Многие британцы не хотят, чтобы в таком виде она досталась нашим детям и внукам», – сказал в прошлом году лидер Партии независимости Соединенного Королевства (UKIP) Найджел Фарадж.
Разница между Пауэллом и Фараджем заключается только в том, что если в конце 1960-х Британия могла самостоятельно принимать решения о контроле над иммиграцией, то в середине 2010-х это право она во многом уступила Брюсселю.
После того как все политические партии страны сообразили, что игнорировать вопрос об иммиграции больше не удастся, перед ними встала практически нерешаемая проблема: как обещать народу то, что они не в состоянии проконтролировать? Некоторые из них пришли к выводу, что лекарством от этой головной боли может быть только «гильотина» – выход из ЕС.
В 2014 году чистая иммиграция в Британию достигла 318 тысяч человек. Из ЕС прибыли 178 тысяч, из них более 82 тысяч из стран «новой Европы», которые в большинстве своем не являются квалифицированной рабочей силой и, по мнению многих обывателей, ложатся непосильным бременем на системы образования, здравоохранения и социального страхования. Противники принципа ЕС, дающего его гражданам право жить и работать в любой стране, утверждают, что это правило появилось, когда Евросоюз был гораздо меньше, а ВВП входящих в него стран не так уж сильно отличались друг от друга.
Неправительственная общественная организация MigrationWatch UK считает, что неравенство в доходах между странами Евросоюза создает побудительную причину, по которой жители более бедных стран стремятся переехать в Британию (к примеру, ВВП Британии в пять раз больше ВВП Болгарии) – причину, которая не существовала во время заключения Римского договора и установления права на свободное передвижение рабочей силы в далеких 1950-х.
Редактор отдела политики консервативной британской газеты Daily Telegraph Филипп Джонстон еще четыре года назад отметил, что сейчас впервые в истории Британских островов со времен Вильгельма Завоевателя (1066 г.) основной прирост населения идет за счет иммиграции. Ситуация при этом вовсе не так катастрофична, как может показаться, учитывая, что иммигранты (таковыми считаются люди, родившиеся за границей, чьи родители при этом не были британскими гражданами) составляют всего около 13% населения страны.
Иммиграционный закон от 1971 года создал иллюзию консенсуса между Вестминстером и частью общества, настроенной против иммигрантов, отменив автоматическое право жителей стран Британского содружества жить и работать в Соединенном Королевстве. Исключение делалось для тех, кто мог доказать, что их прямые предки были британскими гражданами.
Отвлечемся на минуту от гуманизма или реакционности этого законодательства. Давайте исходить исключительно из того, насколько оно оправдало свою цель: сократить массовую иммиграцию в Британию. Ответ вполне однозначен: вплоть до середины 90-х иммиграция перестала быть самым острым вопросом внутренней политики, держась на скромном уровне в 50 тысяч человек в год. В предвыборном манифесте Консервативной партии 1987 года говорилось, что «иммиграция сейчас находится на самом низком уровне с 1962 года. Жесткие, но справедливые иммиграционные правила являются жизненно важными для гармоничных отношений между этническими группами внутри страны».
В 2005 году слова предвыборного манифеста консерваторов были уже совершенно иными: «Мы должны добиться эффективного контроля над иммиграцией в интересах всех британцев, как старых, так и новых. Мы потеряли контроль над нашими границами и должны его восстановить».
Было бы совершенно неправильным винить во всех иммиграционных проблемах лейбористов и их последних лидеров – Тони Блэра и Гордона Брауна. Однако как отметил политический обозреватель Би-би-си Ник Робинсон: «Причиной многих иммиграционных проблем стало одно единственное решение, принятое практически без общественного обсуждения на Даунинг стрит 10, и, как кажется, без тщательного обдумывания. И, тем не менее, через 50 или 100 лет историки с полным основанием смогут сказать, что оно было одним из самых значительных со времен Второй мировой войны. Оно основывалось на хороших намерениях, ложных предположениях и очень-очень ошибочных прогнозах».
Все началось с падения Берлинской стены и стремительного и масштабного расширения Евросоюза. Тогдашнее правительство консерваторов приветствовало перспективу расширения ЕС. Есть мнение, что не последнюю роль тут сыграло желание ослабить диктат Брюсселя за счет притока свежей крови. Секретарь кабинета Джона Мейджора Гас О’Доннел вспоминал, что тогдашний премьер говорил о том, что хотел бы видеть «более широкую Европу, а не более глубокую (интегрированную) Европу».
Однако никаких обсуждений по поводу того, какое влияние может оказать единовременный приток такого большого числа людей, так и не произошло. Сменивший Мейджора в премьерском кресле лейборист Тони Блэр тоже очень активно ратовал за расширение ЕС. Его желание осуществилось в 2004 году. В своем старании приветствовать новых товарищей по европейскому клубу Британия зашла гораздо дальше, нежели Германия, Франция или Италия. Кабинет Блэра постановил, что с самого первого дня членства в ЕС поляки, словаки и все остальные имеют право жить и работать в Британии, так же как и любые другие граждане ЕС. При этом большинство других «старых» европейцев наложили на них семилетнюю отсрочку.
Щедрость Британии объяснялась тем, что кабинет считал, что число тех же поляков, готовых сменить свою родину на жизнь в Соединенном Королевстве, не превысит 17 тысяч в год. Они ошиблись примерно в 10 раз, причем не в сторону уменьшения. Экономический советник Тони Блэра Джонатан Портс составил доклад по заказу правительства, в котором говорилось, что иммигранты в целом окажут исключительно положительное влияние на британскую экономику, да и будет их не так уж и много. Доклад был принят с большим восторгом, тем более что в это время экономика страны росла как на дрожжах, и требовался срочный приток рабочей силы.
Правительство не уставало повторять, что иммиграция – это хорошо. И для тех британцев, чьи зарплаты были несколько выше среднего, плюсы были налицо: неожиданно они перестали быть заложниками высокооплачиваемых английских строителей и получили возможность нанимать более дешевых, но вполне квалифицированных водопроводчиков и маляров из Восточной Европы. Во многих районах открылись маленькие магазины, аппетитно благоухающие ранее невиданными в стране колбасами. Польские или словацкие няни и уборщицы стоили гораздо дешевле своих местных коллег, а работали ничуть не хуже.
Однако для других слоев общества иммиграция обернулась совершенно иной стороной: люди стали опасаться за свои рабочие места, им не нравился меняющийся этнический ландшафт их городов, пугала, как им казалось, угроза их национальной идентичности. При этом политики как-то не сообразили, что, принимая такое важное решение, неплохо было бы посоветоваться с народом.
Дэвид Бланкетт, занимавший пост министра внутренних дел в кабинете Блэра, в интервью Би-би-си признал: «Да, мы конкретно не обсуждали с населением то, что происходило, частично из-за того, что опасались роста расистских настроений, но я не собираюсь извиняться. Если бы мы запретили им приезжать легальными путями, они бы все равно приехали бы нелегально и все равно работали бы, но не платили налогов».
После двукратного поражения на выборах лейбористы признали, что были чуть-чуть не правы. Бывший министр внутренних дел от оппозиции, а ныне один из кандидатов на лидерство Лейбористской партии Иветт Купер согласилась, что следовало пойти несколько иным путем: «Да, нам следовало более внимательно отнестись к тревогам избирателей и разобраться в них. Нам следовало понять, что люди опасаются за свои рабочие места, боятся сокращения зарплаты, и более активно и широко говорить об этой проблеме, вместо того чтобы начисто игнорировать ее под тем предлогом, что иммиграции боятся только правые партии».
Можно спорить о том, совершили ли лейбористы ошибку, однако дело в том, что поправить ее уже нельзя. Во всяком случае, все те, кто приехал в Британию сразу после первого расширения ЕС и остался в ней, уже никуда не денутся. У правительства нет и не может быть легальных способов насильно депортировать легальных иммигрантов, вопреки всем мировым, европейским и внутренним законам.
Консерваторы постарались установить квоты на легальную иммиграцию и как-то сократить число нелегалов. С легальной, однако, вышла большая проблема: одно из основополагающих прав граждан ЕС (простите, очередное повторение, но все идет как раз от этого) – это право на проживание, работу и социальные пособия в любой стране Евросоюза. Этим правом, кстати, вовсю пользуются около 2,5 млн британцев, ныне проживающих на континенте. Попытки наложить ограничения на эти права вызывают активное сопротивление других европейских лидеров.
Если иммиграцию из ЕС, во всяком случае, на настоящий момент, контролировать нельзя, то для выполнения своих же квот правительству пришлось резко ужесточить отношение к студентам и квалифицированной рабочей силе из других стран. В 2013 году Британия ввела более жесткие правила для выдачи студенческих виз и обязательное собеседование для абитуриентов. Результат? Число заявлений уменьшилось почти вполовину.
Но тут уж резко стали возражать университеты, утверждающие, что их лишают законного дохода (студенты-иностранцы платят за обучение не в пример больше коренного населения). Профессор Марк Спиаринг, проректор университета Саутгемптона, считает, что это может плохо отразиться и на репутации высшего образования в Британии, которое является одним из самых престижных экспортов страны: «Такая политика наносит нам огромный ущерб. Потенциальные студенты говорят, что у них такое впечатление, что в Британии им не рады».
Последний опрос общественного мнения показал, что почти 47% британцев считает, что иммиграция вредна для экономики. 31% верит, что она для экономики полезна. Однако половина тех, кто признает, что рабочая сила из-за рубежа идет стране на пользу, все равно хотят ее сократить.
Спрос всегда рождает предложение. Когда в обществе антииммигрантские настроения вспухают большим и болезненным нарывом, всегда появляется политик, готовый поднять их на щит. Во главе антииммигрантских настроений встал лидер UKIP Найджел Фарадж. В любом своем выступлении он обязательно должен пройтись по иммигрантам. Если верить тому, что он говорит, Фарадж пребывает в твердом убеждении, что иммиграцию надо сокращать, даже если страна от этого станет беднее, а люди станут жить хуже. «В обществе есть вещи, – сказал он в интервью Би-би-си, – которые дороже денег. Качество жизни, переполненная Британия, нехватка социального жилья, безработица среди молодежи – все это реальные проблемы, и сокращение иммиграции поможет их решить».
Теперь вы понимаете, в какой порочный круг загнал себя Вестминстер? Собственно говоря, вопрос только один: насколько велико желание других лидеров Европы сохранить Британию как члена ЕС? Готовы ли будут они поступиться принципами? И насколько британцы поверят, что оставаться в реформированном Евросоюзе им выгоднее, нежели уйти в одиночное плавание?
Яна ЛИТВИНОВА.
|
