ПОРТРЕТ БРИТАНСКОПОДДАННОГОПлевый на первый взгляд тест – набросать портрет типичного «британскоподданного». Ваше воображение рисует почтенного джентльмена в твидовой тройке с тросточкой, шарфиком и трубкой? Вынуждены констатировать – в Великобритании вы не бывали никогда. Если все же бывали, то дать однозначный ответ будет сложнее. 17/3/2011 
Не факт, что вы припомните именно короткостриженого молодого англосакса в дешевых джинсах, «кенгурушке» с капюшоном, отгородившегося от внешнего мира наушниками и экраном ноутбука. Скорее всего, это будет юная леди с азиатским разрезом глаз, укутанная в черные одежды. А быть может, символ сегодняшней Британии – это смуглый водитель омнибуса с гортанным акцентом в сикхском тюрбане?..
Последние полвека Англия являлась всеевропейской витриной мультикультурности – здесь на сравнительно небольшом участке суши уживаются десятки разных этносов. Ту самую мультикультурность, от которой стонут Франция и Германия, британцам удалось превратить в национальный бренд наряду с универмагом «Хэрродс» и гимном «Боже, храни Королеву». Прогуляйтесь по Лондону – из маленького Бейрута вы попадете в игрушечный Стамбул, оттуда – в крошечный Мумбаи и закончите ваш «трип» в благоухающем специями Чайна-тауне. Каким образом старушке Англии так долго удавалось состоять в этом мультикультурном браке? И почему глава правительства Ее Величества Дэвид Кэмерон вдруг подал на развод?
Город контрастов
«...Вы собираетесь писать о мультикультурности? О, это очень интересно», – вежливо реагирует на мою откровенность коренная англичанка Марта. Думаю, ее реакция была бы такой же, признайся я, что готовлю материал об особенностях британского завтрака. «Ну да, наше общество очень разнообразное», – нехотя добавляет она, поняв, что я жду хоть каких-то комментариев. Мы с Мартой сидим в холле китайского культурного центра в Сохо. Рядом на спортивных матах ее шестилетний сын азартно пытается лягнуть китайского мальчугана, который уворачивается и хихикает. Идет урок тэквондо. В младшую группу помимо китайской детворы записаны несколько англичан, пакистанский малыш и курчавый мулат по имени Шторм. Впрочем, седовласый шотландец Нил, который ведет урок, куда больше обеспокоен цветом поясов своих подопечных, чем цветом их кожи. Пока Нил демонстрирует детям очередную комбинацию ударов, Марта, всю свою жизнь прожившая в центральном Лондоне, уверяет меня в следующем: «Вы знаете, когда с детства перед глазами люди разных национальностей или рас, на это вообще перестаешь обращать какое-либо внимание. И по-моему, это здорово…»
Марта в упор не понимает, о крахе какой именно мультикультурности говорил Дэвид Кэмерон: «Неужели о Чайна-таунах?» Это для туристов они – экзотика, не менее интересная, чем традиционный Биг-Бен или Трафальгарская площадь, а для местных жителей – место с массой недорогих ресторанчиков, куда стоит заскочить во время ланча. Не более того. Китайская диаспора в Великобритании – самая крупная и старейшая в Западной Европе – насчитывает 430 тысяч человек. Иммигранты из Поднебесной обосновались здесь еще в XIX веке, и за полтора столетия местное население к ним привыкло, несмотря на то, что многие китайцы плохо говорят по-английски.
«В этом, пожалуй, главное отличие английской мультикультурности от французской или немецкой, – делится содиректор эксетерского Центра этнополитических исследований доктор Джонатан Гитенс-Мейзер. – Она не настолько сосредоточена на нации и потому уникальна. Чтобы стать французом, ты должен вести себя как француз. Но ты можешь сохранять свою национальную идентичность и быть при этом англичанином. Если посмотреть на историю Великобритании, здесь всегда были пришельцы извне. А все потому, что английская самоидентификация в первую очередь основана на соблюдении законов, а не на том, как ты выглядишь и говоришь».
То, что англичане – уникальная европейская нация, которая постоянно пополнялась за счет свежей крови, будь то итальянцы, жители соседней Ирландии или выходцы с Ямайки, британские политики повторяют как священную мантру. И не скупятся на красочные примеры. Вот китайцы, хоть и держатся особняком, особых проблем не создают! А как вам национальная сборная Англии по футболу, где играют потомки афрокарибцев, приехавших сюда в 50-х годах, чтобы работать в системе лондонского транспорта?! А какие могут быть претензии к самой многочисленной диаспоре – индусам? Их, дескать, в Англии более миллиона – они либо интегрируются в местное сообщество, либо дружелюбно существуют рядом с ним.
В качестве зримого результата синергии культур вам расскажут и о ренессансе британской кухни – про то, как на суверенную территорию фиш-энд-чипс, эля и пастушьего пирога вторглись китайские, индийские и ближневосточные блюда и специи. Спору нет – благодаря этому Лондон действительно превратился в одно из мест гастрономического паломничества.
Впрочем, под «крахом политики мультикультурности» Дэвид Кэмерон подразумевал совсем другое – накаленные отношения англосаксов с выходцами из Пакистана, Афганистана, Бангладеш и других исламских стран. Государственная политика толерантности, враз обтесавшая китайцев и индийцев, в случае с пакистанцами и афганцами дала сбой. Мусульманские кварталы в британских городах превратились в зону отчуждения, куда европейцы не рискуют заходить без нужды. Мы отправились в одну такую зону, чтобы выяснить, что же случилось с хваленым британским «диалогом культур».
Острота по-восточному
Городок Лутон, расположенный в получасе езды от Лондона, все чаще попадает на первые полосы британских газет именно из-за столкновений на национальной почве. С одной стороны, примерно четверть населения – а это почти 200 тысяч человек – составляют иммигранты-мусульмане. С другой – именно житель Лутона, скрывающийся за псевдонимом Томми Робинсон, организовал Лигу защиты Англии – сообщество, которое выступает против распространения мусульманской идеологии. Робинсона сотоварищи причисляют к неонацистам, хотя сам он нацистской символики чурается. С виду обычный футбольный фанат.
«Я своей деятельностью нажил себе здесь немало врагов, – горделиво говорит Томми, – в некоторых районах города мне вообще лучше не появляться, на такси я тоже не езжу, потому что все таксисты – паки (пакистанцы. – «Итоги»)». Он озвучивает немудреный список претензий, которые коренное население предъявляет «понаехавшим тут»: «Они считают наших женщин грязными, не хотят ничего давать Британии, жить по нашим законам, зато агрессивно навязывают свои. Многие даже не хотят говорить по-английски. Все политкорректно молчат, а когда кто-то вроде меня выступает, его называют сраным нациком. О-кей, пусть я нацик, но у нас в городе на 200 тысяч жителей 19 мечетей, и я не хочу, чтобы появлялись новые».
История Лиги защиты Англии началась в 2009 году, когда в Лутон вернулись солдаты, воевавшие на Ближнем Востоке. Местное мусульманское население организовало акцию протеста против войны в Афганистане. Ответ не заставил себя долго ждать – лидеры ЛЗА, среди которых наблюдаются преимущественно представители футбольных группировок, устроили контракцию. Полиция провела аресты в среде футбольных фанатов, что только пошло на пользу организации – через социальные сети к лутонским моберам стали подключаться футбольные фанаты и им сочувствующие из других регионов. ЛЗА не является официальной политической партией, у них даже нет собственного офиса, но, по словам Робинсона, при желании они за пару часов без труда соберут толпу в несколько десятков тысяч. Это, как показывает практика, чистая правда. Кстати, то знаменитое высказывание Кэмерона о крахе мультикультурности пришлось на день, когда в Лутоне была намечена манифестация Лиги защиты Англии.
«В некоторые моменты кажется, что Дэвид Кэмерон не в курсе, что происходит в стране, – иронизирует профессор Пол Келли из Лондонской школы экономики и политической науки, – иначе непонятно, зачем он выступил с критикой мультикультурности именно в тот день. Съехались националисты со всей страны, а он своей речью практически одобрил их выступление». Особой пикантности в эту историю добавил тот факт, что во время своей предвыборной кампании Кэмерон называл ЛЗА «страшными людьми» и готов был запретить их деятельность. Теперь, похоже, наступили новые времена. Британские консерваторы чутко уловили настроения электората. Да, позолота официальной политкорректности все еще сверкает, но поскреби ее, и в любом британском городе отыщется свой маленький Лутон.
Напряжение, которое висит над мусульманским кварталом Лутона, чувствуется кожей. Тут не экзотика, а жизнь в чистом виде: убогие магазины с ширпотребом за копейки, лавки с халяльными продуктами, витрины с хиджабами. Женщин с непокрытой головой не видно, а многие из тех, что выходят за покупками, и вовсе носят черную чадру, оставляющую на обозрение лишь глаза. На витрине одной из лавок приклеена записка: «Если хотите, чтобы ваши дети изучали правильный ислам, приходите на наши занятия». Внутри продаются религиозная атрибутика, традиционная одежда и книги. За прилавком немолодая женщина со смиренной улыбкой на губах, в платке и длинном платье. Знакомлюсь, ее зовут Зейнап. Спрашиваю насчет курсов – Зейнап охотно отвечает, попутно рассказывая о своей жизни. Родом она из Турции. В Лутон переехала пару лет назад, когда развелась с мужем-мусульманином, с которым жила в Лондоне.
«Когда случились теракты в Америке, я еще жила в столице, – вспоминает женщина, – через пару дней после этого кошмара пошла на почту в своей одежде. Зашла внутрь, и вся очередь замерла – люди не стесняясь пялились на меня. А потом один мужчина подошел и спросил, как моя религия позволяет совершать такие ужасы. Я сказала ему, что эти люди – не настоящие мусульмане, потому что в исламе есть закон: если ты спасаешь душу, ты спасаешь все человечество, если убиваешь душу – убиваешь все человечество. Тогда он извинился и сказал, что ничего не имеет против меня».
В лавку входит бородатый мужчина, и Зейнап тут же замолкает. Он сердито смотрит на меня и спрашивает, что я тут вынюхиваю. Когда я представляюсь любопытной студенткой, которая хочет больше знать об исламе, он раздраженно выдает: «Главное, помнить, что есть только один Бог, и имя ему Аллах, и Магомет – пророк его. Все, что было до Магомета, теперь должно быть забыто. И вообще, хотите больше знать, почитайте эти книги...» Зейнап виновато прячет глаза, а я пячусь к выходу…
«Когда говоришь об исламе и о мусульманских сообществах, надо понимать, что многое зависит от социального класса и от региона, с которым мы имеем дело, – говорит доктор Джонатан Гитенс-Мейзер. – Арабский врач из южного Лондона – это одно, рабочий из Бирмингема или Лестера – совсем другое, обитатель Лутона – третье. В свое время люди ехали сюда, чтобы работать на автомобильном заводе Воксхолл, которому катастрофически не хватало рук. Приезжали целыми деревнями, селились обособленным сообществом. Но если сорок лет назад иммигранты ехали на готовые рабочие места, то сегодня многие из них элементарно не могут найти работу». То же самое, впрочем, происходит с белыми англичанами. Виноватых же, как водится, ищут по соседству. Кое-где соседи оказываются сплошь приезжими, как в Бирмингеме, где их почти половина населения.
Предел – небо
Бирмингем в отличие от расположенного на севере Брэдфорда, где приезжих 40 процентов, а уровень преступности – один из самых высоких в стране, сравнительно безопасен. Иммигранты первой волны облюбовали район Смолл Хит по соседству со стадионом футбольного клуба «Бирмингем Сити»: начали скупать недвижимость, привозить свои семьи. Сегодня в Смолл Хит доля белого населения составляет примерно 25 процентов, а вся сфера услуг и инфраструктура ориентирована на мусульман. Есть, например, исключительно женские фитнес-центры, а также магазины с халяльной едой. Можно час стоять на автобусной остановке и не увидеть ни одного англосакса. Никого не смущают щебечущие девушки в хиджабах, изучающие ассортимент молодежных магазинов. Среди них, кстати, попадаются и новообращенные – платками неярких расцветок укутаны белокожие англичанки.
Лорд-мэр Бирмингема Чаудри Абдул Рашид – выходец из Пакистана. Его история вполне бы потянула на роман-воспитание и могла бы стать хрестоматийным примером для тех, кто хочет адаптироваться в Великобритании. «Я приехал в Англию в 1955 году, – вспоминает Рашид, – сначала жил в небольшом городке неподалеку от Бирмингема, у меня там были родственники, которые поселились в Англии еще до Второй мировой войны. Днем я работал на рынке, ходил в вечернюю школу. В 1962 году, когда мне пришлось на время уехать в Пакистан, я уже свободно говорил и писал по-английски. Обратно я вернулся через год и уже женатым человеком, поэтому в поисках места перебрался в Бирмингем, где более 17 лет проработал на фабриках».
Размер пакистанской диаспоры в Англии легко объясним: Пакистан был британской колонией, а потому его жители без проблем получали вид на жительство в метрополии. Активно переезжать в Англию они начали как раз в 60–70-е годы прошлого века и стали настоящей находкой для владельцев фабрик, поскольку в отличие от местных жителей не пытались качать права, а стремились работать и зарабатывать. «Надо понимать, что это не было искуплением вины, как в случае с французскими колониями, – комментирует профессор Пол Келли, – на тот момент экономика страны нуждалась в этих людях. Это было взаимовыгодное сотрудничество».
Лорд-мэр вспоминает, что в те времена на фабриках работали по 12 часов 7 дней в неделю. «Приходилось много трудиться, но у нас была мотивация, – продолжает он, – у меня дома оставались братья и сестры, родители, которые зависели от моей помощи. У меня была жена, а потом появились дети. Я должен был обеспечивать семью, а потому не думал ни о чем, кроме работы. Нынешнее поколение совершенно другое, оно не чувствует никакой ответственности, но при этом хочет получать от жизни все блага».
Желая обеспечить своей семье достойную жизнь, после 17 лет работы на фабрике Рашид решил возобновить образование, в результате окончил магистратуру и начал политическую карьеру. Он неоднократно избирался в городской совет, а потом получил должность лорд-мэра Бирмингема – она больше церемониальная, но считается очень почетной. «Я, например, участвую в церемонии посвящения в граждане Великобритании, – говорит советник Рашид. – По вторникам выдаю свидетельства о гражданстве примерно ста новым жителям города. И каждый раз говорю, что верхний предел их возможностей – небо. В этой стране при желании можно достичь всего, лишь бы было стремление».
Поколение STOP
Пример той самой – благополучной– волны иммигрантов из Пакистана буквально окрылил британское общество. Власти решили, что и новые поколения пакистанцев, не теряя своего уклада, органично впишутся в местное общество. Но не тут-то было. У азиатских народов принято, что работает только мужчина, а женщина занимается домом. По этим причинам жены многих нынешних «британомусульман» совершенно утратили контакт с социумом и зачастую не говорят на английском языке – им он попросту не нужен. Детей, родившихся уже в Британии, они растят исключительно в своей национальной традиции. При этом дети могут ходить в обычную общеобразовательную школу, но, поскольку на английском языке не говорят дома, он остается на крайне низком уровне, что вызывает у соучеников – коренных британцев насмешки и издевательства.
Поэтому у маленьких мусульман происходит отторжение всего английского – языка, культуры, образа жизни, законов. Пакистанец Хунаид Бхатти имеет баронский титул. Живший в Бирмингеме с малых лет, он переехал в Нью-Йорк, где занимается финансами. А в родном городе барон бывает лишь наездами, чтобы повидать родню и посетить матчи любимой «Астон Вилла». «Могу по себе сказать, что британское общество является обществом равных возможностей. К сожалению, многие молодые иммигранты этого не понимают, а потому заведомо занимают пораженческую позицию и даже не пытаются что-либо изменить», – сетует он.
Первое поколение иммигрантов, даже если возникали сложности, терпеливо преодолевало их, поскольку других вариантов не было. У детей иммигрантов, рожденных в Англии, таких проблем нет – щедрые социальные бонусы взрастили инфантильное поколение «мусульманобританцев». Мотивации стало меньше, но и успехов тоже. В результате те, кто мало преуспел в жизни, заведомо внушают своим детям, что успехов добиться в этой стране невозможно – их никогда не будут воспринимать как равных.
Британское правительство, пустив жизнь диаспор на самотек и одновременно привлекая все новые и новые волны приезжих, проморгало это «обиженное поколение». Зато его заприметили и вовлекли в сферу своих интересов группировки радикальных мусульман, перебравшихся в Британию в 90-е годы. Все все видели, но предпочитали не бередить неполиткорректную тему. Заговор молчания был прерван 7 июля 2005 года в Лондоне, когда террористы подорвали себя в автобусах и подземке. Эти теракты стали шоком для британского общества – смертники являлись гражданами Великобритании, родившимися в этой стране.
Представители британского истеблишмента убеждены, что их мультикультурную идиллию разрушил экономический кризис. «Сейчас существует масса проблем, – говорит профессор Пол Келли, – это чудовищно высокий уровень безработицы, запредельные цены на образование, практически полное отсутствие социальной мобильности, серьезная жилищная проблема. В Лондоне вы можете найти настоящие белые гетто, где живут раздраженные, озлобленные люди, которые так же недоверчиво будут смотреть на захожего туриста, как на вас смотрели в Лутоне. Могут и ограбить.
Так что тут не вопрос национальности и религии. Просто вместо того, чтобы исправлять ошибки, проще все свалить на мультикультурность». «Как только экономика страны вернется в прежнее русло, напряженность спадет, а молодые мусульмане с улиц вернутся к своим рабочим местам», – мечтает профессор Келли.
«Мы все прекрасно знаем, что во время экономического бума никто враждебности к меньшинствам не демонстрирует, – добавляет барон Бхатти, – я очень хорошо помню, как в 80-е вместе с экономической ситуацией в лучшую сторону менялось и отношение к меньшинствам. СМИ, писатели, политики, комики буквально внушали своей аудитории идею толерантности и гармонии между разными людьми в Соединенном Королевстве. Но как только экономика пошла вниз, все громче зазвучали голоса ультраправых. Как показывает история, это вполне рядовое явление, которое надо просто пережить».
Однако многие британцы почему-то уверены, что прежней мультикультурной идиллии уже не вернуть: у коренного населения Англии накоплен слишком большой список обид и претензий – причем не столько к самим «понаехавшим», сколько к властям. Некоторые считают, что государственная «политика мультикультурности» носила исключительно односторонний характер – все ее преимущества получали в основном «лица неанглийской национальности». Доходило до того, что в любом бытовом конфликте иммигрант по умолчанию имел презумпцию невиновности, тогда как англосакс чуть что получал на всю катушку.
Власти, похоже, начинают осознавать этот перекос. Недавно в Лутоне участники националистической демонстрации подрались с участниками антирасистского митинга, среди которых были в основном мусульмане. Стычка чуть было не переросла в массовое побоище, но полиция успела задержать зачинщиков и с той, и с другой стороны. И теперь суда дожидаются не только бритоголовые «наци», но и несколько особо агрессивных «антифа» в традиционных восточных одеждах. Британская общественность называет такой поворот событий не иначе как революционным.
Не превратится ли мультикультурный Остров в разъединенное королевство? Британские политики этого очень не хотят. А вот за немногочисленных коренных жителей Лутона с его девятнадцатью минаретами мы ответить, пожалуй, не рискнем...
Анастасия РЕЗНИЧЕНКО.
|
