Четыре дня из жизни нелегала в БерлинеУкраинец Андрей Евдокимов начал свою трудовую деятельность в качестве «черного» строителя светлого будущего Германии. Подобные истории являются типичными практически для всех «левых» новичков, пытающихся пробовать свои силы на этом нелегком поприще. И пусть читателя не смущают ныне отмененные дойчмарки. Мы потому и печатаем этот материал, что с того времени почти ничего не изменилось. 15/6/2007
Окончание. Начало см. в «Загранице» №22(384)
День третий
Это рабочий день, как и вчерашний, начался с подъема гипсовых листов. Но в это утро мы перенесли вдвое больше. Видите ли, шеф попросил «помочь» его соотечественникам поднять гипс на их этаж, а то они не успевают. Можно подумать, мы очень успеваем! Но отказ руководству в «просьбе» подразумевает немедленное увольнение. Он, конечно, заплатит нам за лишний час работы, но кому нужна такая халтура? С самого утра натаскаться тяжестей, а потом еще весь день по стремянкам порхать, как бабочка. Ну да ладно, нам к такому не привыкать. Вот только «юги» – земляки шефа – пришли на работу аккурат к тому моменту, как мы подняли последний лист. Ни рук, ни ног, ни спины я уже не чувствовал. А нам предстояло поднять наверх еще столько же «своих» листов. Я решил взбунтоваться и уселся на ступеньках лестницы на перекур. Расплата пришла незамедлительно, в виде немца-бауляйтера, который возник из ниоткуда и молча указал пальцем на табличку с изображением дымящейся сигареты, перечеркнутой жирной красной чертой. Затем он крайне недовольным голосом изрек какую-то фразу, из которой я понял только «Arbeiten! Gut. Schnell!». Погрозив мне пальцем, он степенно удалился туда, откуда минутой ранее вынырнул. Русским нелегалам на берлинских стройках и курить-то можно только на ходу – никакого удовольствия! Я на почве такого мобильного курения снизил уровень потребления никотина процентов до двадцати. Конечно, цены на сигареты тоже сыграли свою роль – пачка Marlboro в магазинах стоит 5,35 марки. Арифметика проста: по пачке в день, и вот уже на 160 марок в месяц твой кошелек полегчал.
Страх за то, что немец сообщит о моем проступке «югу», подхлестывал мою истерзанную плоть до самого вечера. И до меня дошел, наконец, смысл слов Тихого, когда он говорил о необходимости постоянно «создавать движение». Есть ли работа, или ты давно уже все сделал - но если новых распоряжений от начальства не поступало, все равно нужно двигаться, имитировать занятость. То бишь, просто стоять и махать руками с зажатым в них инструментом, носить из одной комнаты в другую все тот же гипс, лазить вверх-вниз по стремянке, замеряя несуществующие размеры и т. п. Лишь бы это выглядело правдоподобно.
Ровно в 20:00 пропищал сигнал на Orient Тихого, и только после этого мы начали собирать инструменты, упаковывая их в полиэтиленовые пакеты с тем, чтобы позже спрятать от чужих глаз. На стройках, где работают югославы и поляки (практически на всех стройках), процветает воровство. Не успеешь отвернуться, как что-нибудь стащат. Ладно, если мелочь вроде ножа для резки гипса – он копейки стоит и у меня всегда с собой есть запасной, а если что посерьезней? Например, скобозабиватель за 70-80 марок, или того хуже – электрошуруповерт (700 марок). Не расплатишься. А вор загонит ее на турецком рынке марок за двести, и даже не задумается о твоих проблемах. В итоге прячем наши орудия труда так, что порой сами найти не можем. Некоторые поступают по-другому: покупают его за свои деньги, и носят его постоянно с собой, даже в туалет.
Первая зарплата! Радости моей не было предела – почти 90 марок за день работы! За такие деньги мне дома пришлось бы вкалывать дней десять, не меньше. Пусть и не так интенсивно, но все же! В тот момент я еще не осознавал, что только на проезд уже потратил за день 8 марок, плюс питание, сигареты. Хорошо, если из полученной зарплаты останется хоть марок 60, да при наличии постоянной работы. В противном случае – хоть бы 30 в день «чистыми» осталось. А совсем «чистыми» они станут дома, когда их получит моя семья – отнимаем еще пару марок за пересылку. Итого – «четвертак» в день. Не густо. Но и не пусто. Вот так я и существовал в Берлине – что заработаю, отсылаю домой, а там мой заработок как в бездну проваливался. За почти целый год только тысячу марок и отложил на черный день.
Черный день в Берлине – это зима, когда работы для нелегалов-строителей практически нет, как ни ищи. Это связано с тем, что основную часть работы для таких как мы дают югославские прорабы, а с декабря по март в Югославии проходит множество национальных праздников и каждый «юг» считает своим долгом в это время отбыть на родину. Да и немцы в этот период не занимаются активной строительной деятельностью. Кроме того, перед Новым годом на стройках учащаются облавы полиции – у тамошних полицейских тоже существует пресловутый план борьбы с нелегалами, а где есть план, там всегда есть аврал в конце квартала.
Но я отвлекся. Стою, значит, я, мечтаю о баснословных заработках. Совсем расслабился. Шеф как рявкнет над самым ухом: «Секай врата!!!» – всю дурь из головы враз вышибло. И нож вдруг таким острым сделался! Гипс из-под него стал стружкой вылетать, как из токарного станка! Вот что значит «страх потерять работу». Зубами будешь гипс грызть, только бы платили.
Так и «секал» я «врата» до самого вечера, пока шеф на свою третью «поверку личного состава» не заявился. Пересчитал обработанные мною за день двери, покрутил в руках мой нож и, тяжело вздохнув, вручил мне целую пачку… новых лезвий. А вид у него был такой, словно он мне орден на грудь прицепил, и я всю жизнь должен его за это благодарить. Потом такие лезвия покупал уже я сам. Стоят они 5 марок, хватает на неделю.
В тот день я возвращался домой в приподнятом настроении. Все-таки первая зарплата! Эх, жизнь хороша! Вот только я в это хорошее как-то не вписываюсь, четко осознавая свою второсортность в этом прекрасном, но враждебном мне мире. С такими невеселыми мыслями я и заснул. На этот раз мне повезло, и я проснулся как раз перед своей остановкой. Мой внутренний будильник действовал до самого отъезда из Берлина, теперь я не боялся проехать свою остановку, и совершенно спокойно засыпал по дороге домой, выходя из электрички уже слегка отдохнувшим.
Вечер прошел в праздничной обстановке. «Обмывали» первую зарплату. Спать легли поздно, за полночь.
День четвертый и последний
Шеф уже ждал нас, чтобы сообщить принеприятнейшее известие: сегодня мы во что бы то ни стало должны закончить работу на этом объекте, а завтра он своих подчиненных перекидывает всех на другой объект. Для меня там места нет. Я даже предложил бесплатно поработать недельку-другую, в качестве ученика, но он отказался наотрез, мотивируя тем, что в процессе учебы я буду постоянно отвлекать «спецов», и ему это обойдется дороже, чем мой бесплатный труд, что для него сейчас важны сроки, а не инкубация профессионалов.
Я вспомнил первый день, когда и 20 марок за полчаса не хотелось. Сейчас я был согласен и на пять в час. Да что там говорить, я только что предлагал вообще работать бесплатно. Не нужен, и все тут! Правда, вечером, когда расплачивался, он дал мне свою визитку – звони, мол, если что. «Значит, ты ему все-таки пришелся по душе, – сказал Тихий. – Остальные работники выпрашивают у него визитки». Хоть и слабое, но все же утешение.
К обеду мы уже разделались с переделками, и в обеденный перерыв Тихий повел меня куда-то на верхний этаж. По пути сказал, чтобы я шел как можно тише и молчал. Я ничего не понял, но правило «Доверяйте профессионалам!» я давно усвоил.
Тихо, как партизаны, мы прошли мимо комнаты, в которой под музыку обедали «юги» - земляки шефа, и зашли в соседнюю. Тихий указал пальцем на легкую алюминиевую стремянку, которая пропала с нашего этажа еще в первый день, а вместо нее появилась тяжеленная деревянная и разболтанная. По ней без груза страшно подниматься, не то, что с гипсом в руках – так она шаталась. Затем Тихий указал на строительную тачку, стоящую рядом со стремянкой и знаками дал мне понять, что ее нужно захватить с собой. «Зуб за зуб», так сказать. Я был совершенно согласен с планом мести, памятуя о дрожи в коленках, которая возникала всякий раз, когда я карабкался по шатающейся стремянке под потолок, боясь уронить и гипс, и себя вместе с Тихим. Все так же тихо мы на руках вынесли тачку из кабинета и перенесли на свой этаж. Тачка, которую мы только что умыкнули, ничем не отличается от других. Пойди, докажи, что это наших рук дело! Все претензии – к бауляйтеру! Перед ним-то мы все равны.
После обеда нужно было до вечера очистить весь этаж от остатков гипсокартона и дочиста его вымести. Я тогда насчитал в общей сложности до пятидесяти половинок гипсовых листов, что равняется 25 целым по 20 марок каждый. Хваленая немецкая экономия...
Тачку нужно грузить в три этажа, наращивая борта крупными кусками гипса. Укладывать обрезки следует плотно, а не насыпом, как попало и в итоге получается нечто неподъемное. Тачка эта имеет всего одно колесо, поэтому почти половина веса приходится на руки, которые через некоторое время оттягиваются чуть ли не до колен.
Управлять тачкой тоже одно «удовольствие». На поворотах она норовит въехать во что-нибудь новое и блестящее, например, в стеклянное ограждение лестничной клетки. А при опрокидывании нужно успеть вовремя отскочить в сторону, иначе вся мужская гордость может окажется размазанной по ее опорным ножкам. Вдобавок ко всему вы непременно зароетесь носом в груду только что высыпанного мусора из-за потери равновесия при откате сего транспортного средства назад на полметра.
Я вывозил очередную порцию мусора. Подъехав к грузовому лифту, увидел, что он занят на первом этаже, и решив его не дожидаться, нажал кнопку вызова обычного лифта. Накануне мы еще поднимались в нем на работу, его стены тогда были покрыты специальным материалом для предотвращения повреждения дорогостоящей облицовки во время строительных работ. Даже пульт был покрыт толстой прозрачной пленкой, чтобы не оцарапать клавиши. Но в тот день лифт сверкал полированными панелями из нержавеющего металла - защитное покрытие удалили. Внутри висела табличка с большими красными буквами и восклицательным знаком. Не придав всему этому совершенно никакого значения, я смело въехал в лифт, стараясь ничего не задеть. Как обычно, нажал кнопку EG (Erdgeschoss – первый этаж по-нашему) и поехал. Ну откуда мне было знать, что здание это двухуровневое, и EG пассажирского лифта и EG грузового – совершенно разные вещи? И что та часть здания, на которой останавливается пассажирский лифт в самом низу, уже сдана в эксплуатацию? Двери лифта распахнулись. И что я вижу?! О, ужас! Передо мной – холл то ли отеля, то ли какого-то бизнес-центра. Черный мраморный пол, на нем – черная ковровая дорожка от лифта до входных дверей, за стойкой – какой-то мужик в черном костюме. Весь холл забит японцами, и все они, как один, в черных брюках и белых рубашках с черными галстуками. Я уверенно двинул тачку в самую гущу японцев... Мужик за стойкой просто оцепенел.
Японцы повели себя мужественно – без тени эмоций, они молча расступились, прекрасно понимая, что столкновение с тачкой не сулит им ничего хорошего. Я почему-то чувствовал себя камикадзе. По черному ковру за мной тянулся шлейф из белых следов от колеса тачки и моей обуви. Входные двери холла автоматически распахнулись, и я прибавил ходу. Вместо ступенек от дверей к тротуару вел пологий спуск, и тяжелая тачка, набирая скорость, потащила меня за собой. С огромным трудом я остановить ее возле самого бампера новенькой BMW. Собрав оставшиеся силы, я оторвал тачку от земли и интуитивно повернул направо. Не ошибся – в полусотне метров находился тот самый вход, через который я уже третий день попадал на эту чертову стройку. Выехав прямо на дорогу, лавируя среди машин и огрызаясь на звуки клаксонов, как загнанный зверь на крики охотников, почти бегом направился к спасительным воротам. До конца осознал, во что вляпался, только на своем этаже. Но дело сделано. Потом прибежал немец-бауляйтер, что-то орал на своем языке (быстро же они меня вычислили!), еще кто-то рангом поменьше даже попытался произнести русский мат, но мне уже было все равно. На этой стройке я отбываю последние часы. Лишь бы протянуть до вечера, до зарплаты... Или расплаты?
Протянуть до вечера оказалось делом довольно сложным. «Юги» с верхнего этажа получили аналогичное нам задание – вывезти мусор со своей территории. Не знаю, что у них там произошло, но сверху явственно слышалась ожесточенная перепалка, и в труднопроизносимых словосочетаниях постоянно присутствовало слово «колесница». Похоже, у них возникла какая-то проблема с тачками.
Они спустились к нам, увидели «свою» тачку и... Нет, тачку я им не отдал. Назревала потасовка. Немец – маленький начальник – мгновенно исчез, от греха подальше. Разнимали нас только Тихий и немцы, работавшие на нашем этаже. У меня после всех предыдущих событий окончательно «слетела планка», и я решил стоять до конца. Такая решительность слегка отрезвила югославов, и они отступили. Покрутились немного в надежде отобрать тачку, пока я буду собирать гипс в других комнатах, но я вцепился в нее мертвой хваткой, и те отправились восвояси. Ничего, сопрут где-нибудь еще одну, им не впервой. А я продолжил свои путешествия по маршруту «7 этаж – контейнер».
Мой последний рабочий день на этом объекте подходил к концу. Весь мусор я уже вывез. Тихий закончил подметать последний кабинет. «Юги», переодевшись в чистое, спустились на наш этаж, и расселись на подоконниках, ничуть не смущаясь толстым слоем пыли на них. Все ждали шефа. Была суббота, последний рабочий день недели. В субботу разрешается заканчивать работу на 5-10 минут раньше.
Шеф пришел ровно к восьми, быстро расплатился с земляками и обратился ко мне с пространной речью о той опасности, которой я подверг сынов Страны восходящего солнца. «Ну, – думаю, – плакали мои денежки!» Ан нет – минут через пять шеф решил, что нотаций с меня достаточно и, к моему величайшему удивлению, сунул мне пачку денег по двадцатке и даже четыре железных марки. Рассчитался до копейки.
На том и завершился мой трудовой почин. Тихого я больше не видел – через неделю после нашего расставания он «сорвал» спину и еле смог самостоятельно уехать домой лечиться. На том объекте, куда его перекинули, и где мне тогда не нашлось места, была сумасшедшая гонка – работали по 14-15 часов в сутки целую неделю – вот Тихий и надорвался. Андрей ЕВДОКИМОВ.

|