Три дня в Америке – 2В отличие от Вашингтона, в Нью-Йорке, напротив, все достопримечательности находятся под открытым небом. Они заполняют собой весь остров Манхэттен, когда-то по глупости проданный ирокезами голландцам за 60 гульденов. Где они сейчас, эти несчастные гульдены? Ведь на Уолл-стрит сосредоточены сотни миллиардов долларов состояний крупнейших мировых компаний, а Нью-Йоркская фондовая биржа ежегодно проворачивает с десяток триллионов долларов. 8/2/2005 Впрочем, классическое здание биржи утопает в океане небоскребов, которые закрывают собой небесный свет на Уолл-стрит. Когда-то здесь действительно была городская стена (Wall), но с тех пор многое переменилось – от этого места и до границ города сегодня нужно добираться часа два на машине, а пешком неделю.
Статую Свободы можно увидеть из парка Бэттери в бинокль. Чтобы познакомиться с гигантской зеленой женщиной поближе, придется плыть на пароме, очередь за билетами на который дважды опоясывала упомянутый парк. При покупке билетов человек проходит дроссельный антитеррористический контроль, аналогичная проверка следует при посадке на паром. И все же американские власти предусмотрительно закрыли подъемник на факел статуи – из-за угроз терактов.
Вообще, в США угроза теракта кажется будничным состоянием жизни. Турникеты стоят везде, и для прохода через них заставляют снимать куртку, пиджак и ботинки – все это проходит проверку рентгеновскими лучами. По выражению ряда простых американцев, с которыми мне приходилось общаться, угрозы терактов и соответствующая работа властей по их предотвращению полностью уничтожили знаменитую американскую свободу. Стало намного труднее въехать в страну, а получить гражданство и вовсе целое предприятие. Повсюду запреты и проверки. А так как большинство жителей Америки – люди приезжие, в первом или втором поколении, то ехали они сюда именно за свободой, а на теракты хотели плевать. В результате происходящее их здорово возмущает.
Нью-йоркский Бродвей поразил гигантскими зданиями, в сравнении с которыми люди кажутся насекомыми. Чуть большими насекомыми кажутся и здание городской ратуши (City Hall), построенное в XIX веке, и собор Святого Павла, самая старая церковь города, куда ходил помолиться (в рабочее время) еще президент Джордж Вашингтон – тогда столицей страны был Нью-Йорк, а федеральный округ Колумбия еще не придумали. Собственно, именно для президента, говорят, и была прорублена в сетке улиц и авеню Манхэттена единственная диагональная дорога – Бродвей.
Однако самым любопытным впечатлением от крупнейшего мегаполиса Америки стало для меня посещение национальных районов – китайского (Chinatown), итальянского (Little Italy) и русского (Brighton Beach). Просто поразительно, насколько приезжие смогли изменить под себя атмосферу города – на соседней улице еще Америка, а здесь, на Mott Street, уже глубокий Китай: со всеми его магазинами маленьких ненужных предметов, дешевой одежды, пахучих кореньев и трав, с гигантскими китайскими иероглифами на каждом доме. Здесь на улицах – только китайская речь, и названия этих улиц тоже дублируются на английском и китайском языках. У них самих, видимо, создается ощущение, что из Шанхая они и не уезжали.
Чуть далее по улице Mulberry расположился магазин, пропагандирующий независимость Тибета – здесь можно, в Китае не советую. Как не советую там выкидывать шутки подобно той, что я увидел возле вокзала Central Station. На тротуаре стоит большая квадратная клетка, в которую умудрились посадить грустную (что объяснимо) китайскую женщину. Руки жертвы скованы наручниками и привязаны к прутьям клетки. Рядом стоит еще один из 1,3 млрд. китайцев в военной форме и с резиновой дубинкой в руке. «Это происходит в Китае», – гласит пояснительная надпись на асфальте. На моих глазах тысячи жителей Нью-Йорка проходили мимо без тени выражения на лице. Видимо, для них подобные фокусы не в новинку.
Район Чайнатаун непосредственно граничит с Маленькой Италией, в которой, к сожалению, сегодня мало что напоминает о благословенных временах времен карьеры Крестного Отца. После отхода от дел семьи Корлеоне здесь все меньше пиццерий, меньше итальянской речи, да и китайцы по соседству по привычке здорово плодятся, все больше тесня итальянских обитателей квартала. Тем не менее здесь все еще есть на что посмотреть.
Но ничто, конечно, не сравнится по силе ощущений с русским кварталом Брайтон-Бич. Уже при выходе из метро (из центра до Брайтона добираться минут сорок, не меньше) меня едва не свалила с ног русская речь – хотя я знал, на что шел. Здесь говорят только по-русски, да еще с тем неповторимым одесским акцентом, который, как мне раньше казалось, сохранился только в еврейских анекдотах и монологах Жванецкого. Но это не Россия – вот что самое удивительное. Это Советский Союз образца 1985 года, бережно и в деталях воссозданный теми, кто бежал от него через океан.
Я прошелся по Брайтон-Бич-авеню всего минут двадцать, но у меня было ощущение, что я снова в кооперативном детстве. Какие надписи на витринах! Какие лица продавцов, кидающих через прилавок товар в лицо покупателю! В заведении под громким названием «Вареничная» официант без тени улыбки слушал мои пожелания, отвечал на вопросы односложно и с выражением явной усталости на лице, а счет за мои несчастные пельмени швырнул на стол, видимо, едва удержавшись от вопля «Подавись!» Я готов был расцеловать его – где еще была бы у меня возможность вернуться в родной СССР?
«На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-Бич опять идут дожди» – я постоянно вспоминал этот фильм, разгуливая по последней улице ушедшей эпохи. Пожалуй, это мое самое яркое впечатление от Нью-Йорка.
Кирилл БАБАЕВ.
|