Русский и немец - соль землиДней за пять до нашего отлета в Южную Америку поздно вечером
раздался звонок из-за границы - из Сан-Франциско. Приятный пожилой голос с мягким,
не нашим акцентом русского человека, прожившего не один десяток лет вдали от
родины, представившись, спросил, правда ли, что я скоро еду в Парагвай. Получив
утвердительный ответ, он обрадовался и предложил разыскать в Асунсьоне Анатолия
Флейшера, бывшего почетного консула Российской Федерации, пожилого русского
эмигранта второй волны, который мог бы нам рассказать о русской диаспоре в Парагвае
и показать могилу генерала Беляева. Ну что ж, наводка была как нельзя кстати:
тема «Русские в Парагвае» нас очень даже интересовала. 21/1/2004
|
|
Фото Укринформ
|
Странная тема для Южной Америки, не правда ли? Не индейцы, не затерянные в
джунглях города, не неоткрытые виды насекомых в Амазонии, а наши родные люди,
которых занесла нелегкая в эти края. И места, откровенно говоря, далеко не райские,
как мы потом уже сами убедились. Но зато (и для нас это должно быть предметом
особой гордости, как по Ленину в «Национальной гордости великороссов») они отстояли
и подняли на ноги целую страну в Южной Америке. Пусть маленькую, пусть самую
отсталую на континенте, но без них и этого бы не было. В Парагвае улицы, поселки,
города названы в честь русских офицеров, отдавших жизнь за эту страну. Русские
белоэмигранты составили костяк высшего командования парагвайской армии, приведя
ее к победе в Чакской войне 1932-1935 годов, русская профессура заложила основы
высшего образования, русские инженеры создали сеть парагвайских дорог.
Если бы мы все вместе владели только тремя языками - нанайским, мордовским и
румынским, то и их можно было бы употребить в Парагвае. Я понимал по-испански,
по-английски, по-немецки. И самое интересное то, что все эти языки побывали
в употреблении! Даже украинская мова! Произошло это так: в Энкарнасьоне мы приехали
на берег Параны. Вдруг подбегает немец и говорит: «Я тут встретил одного парня;
он украинец, помнит еще генерала Беляева». Парень - хохол лет шестидесяти, говорит
только по-украински, но и так понятно о чем. Перебрался в Парагвай в 1949-м,
то есть в ту пору, когда по миру рассасывались многие тысячи наших сограждан,
вывезенных на работы в Германию в годы войны. То, что неизбежно ждало на родине,
их не прельщало. А так - появился шанс натурализоваться в какой-нибудь третьей
стране. И не нужно было давать отчет, находился ли на оккупированной территории
или нет. Наиболее сообразительные этой возможностью воспользовались. Это сейчас каждый эмигрант скупает перед отъездом за рубеж сувениры и настальгирует, когда на него смотрит с картины Киев, Ленинград или уголки Москвы. А тогда все было по-другому.
Украинец тут же предложил показать нам Чако, или, как его еще называют, Великий
Чако - Gran Chaco. Несмотря на то что ничего сверхнеобычного мы там не ожидали
увидеть, не посмотреть Чако означало бы проигнорировать добрую половину Парагвая.
Итак, проведя по прилету короткую ночь в гостинице со столь милым сердцу названием
«Бавария», мы с рассветом отправились в путь. Нам всегда приходилось все начинать
с рассветом, поскольку тамошней зимой темнеет рано. Проехав мост через реку
Парагвай и оставив по правую руку немногочисленные небоскребы Асунсьона, мы
на полном ходу, каком только позволял джип «Шевроле» (а позволял он покрывать
в среднем 120-130 км в час; при этом я еще раз убедился в том, что самолетом
летать безопаснее), буквально влетели в Чако и последующие четыре часа рассекали
зеленое, колючее, пыльное, бесчеловечное (из-за мизерной плотности населения)
пространство. Есть в мире пустыни песчаные, каменистые, а эта пустыня - зеленая,
из деревьев и кустарников, с рядами пальм до горизонта или плотной стеной буша,
в котором тропу прорубать можно только мачете. Иногда попадаются бутылочные
деревья палоборачо («пьяный чурбан»), но от них мало толку. Чако - в переходной
зоне между сухими равнинами Аргентины, засушливыми нагорьями Боливии и Амазонской
сельвой. Здесь крайне сухо, жарко, и при этом нет воды. Почва чрезмерно засолена,
так что дождевая вода при соприкосновении с ней становится сразу морской и для
дальнейшего использования, будь то питье или орошение, практически непригодной.
И тучи злобных комаров, которые набрасываются на жертву повсеместно и в любое
время суток. Общеизвестно, что комары в тропиках становятся агрессивны в утренние
и вечерние часы и боятся прямого солнечного света. Но чакские комары трудов
по энтомологии не читали, а потому устраивают настоящий беспредел. Короче, Чако
- это зеленый ад. Считается, что зеленый ад - это джунгли. Амазонские или центральноафриканские,
например. Но, оказывается, ад может быть светлым, солнечным и сухим.
Первым пунктом в Чако, куда мы направились, был форт Букерон времен Чакской
войны с Боливией. Машина свернула с шоссе, и мы поехали по пыльной проселочной
грунтовке. Остановились в одном месте, чтобы посмотреть траншеи - неглубокие
узкие канавки посреди колючих зарослей. Потом въехали на открытое поле; слева
возвышалась земляная насыпь со странным сооружением посредине, а справа - здание
музея, в котором, как потом оказалось, собрана коллекция оружия и фотографий.
Конечно, это никакой не форт в нашем понимании, а скорее, сердцевина обширного
укрепрайона, включающего ряд траншей, которые мы видели. Насколько я полагаю,
за насыпью располагалась батарея. Сейчас у ее гребня поставлен памятник павшим
в сражениях. Признаться, никогда ничего подобного мы не видели. Постамент из
деревянных бревнышек, а на нем - некое подобие Железного Дровосека с хиленьким
ружьем, сделанным из тонкого листового железа, чуть ли не алюминия. Грудь бойца
пробита, и сквозная зияющая рана очертаниями напоминает Парагвай. Конечно, памятник
выглядит убого, хоть трагическая патетика и вполне понятна. Чакская война была
самой кровопролитной в истории Южной Америки. И главное из-за чего? Из-за иллюзий...
После Форта Букерон мы отправились ночевать в Нейланд - местечко, находящееся
в центре страны меннонитов, своеобразного государства в государстве, созданного
немецко-голландскими протестантами-меннонитами, переселившимися сюда из России
и Канады в 1927 году. В Россию они прибыли при Екатерине II, которая зазывала
немцев-диссидентов разного рода, ибо совершенно справедливо считала, что немцы
- это соль земли. Созерцая то, во что они превратили безжизненный просоленный
Гран Чако, с этим трудно спорить.
Сами меннониты - протестанты из протестантов, еще более радикальные, чем лютеране.
Весь окружающий мир был ими объявлен царством сатаны, а потому всякие контакты
с ним должны сводиться к необходимому минимуму. Кроме того, меннониты провозгласили
полный отказ от несения воинской службы. В 1543 году их духовный лидер - Менно
Симонс - объявляется в Нидерландах вне закона, и за его буйную голову предлагают
вознаграждение в 100 гульденов. Его последователи перебрались в Польшу, где
были фактически легализованы (первый молитвенный дом построили в Эльблонге в
1593 году), и Шлезвиг-Гольштейн. Больше всего пацифизм меннонитов не нравился
Фридриху II Прусскому и Наполеону. Как говорил В. И. Ленин, «жить в обществе
и быть свободным от общества нельзя». Меннониты Ленина не читали, а потому их
упрямство было достойно удивления. В первый же вечер мы повстречали несколько
молодых парней, этнических немцев, недавно приехавших в Парагвай из Германии.
До этого, по праву своего рождения, они прибыли в Германию из России. И что
же подвинуло их переехать в это негостеприимное место кормить полчища комаров?
Оказывается, в Германии, когда они учились в обычной школе, их заставляли ездить
на экскурсии с девочками. А меннонитские мальчики не хотят дружить с девочками,
даже меннонитскими. Да и не положено им уставом. До свадьбы - ни-ни! Вспоминая
проезды по пыльным улицам чакских поселков, дневное (зимнее!) пекло и нескончаемые
атаки москитов и при этом утопающие в цветах игрушечные городки верховьев Рейна
или баварской Романтической Дороги, просто диву даешься мужеству и принципиальности
этих ребят, которые единогласно решили сказать «нет» дружбе с девчонками и поехали
осваивать Парагвай. Подумаешь, Германия! По боку Германию! Даешь рекордные надои
молока в Чако!!!
По правде сказать, меннониты своим трудом преобразили этот край до неузнаваемости.
Конечно, основная заслуга в этом не религии, а трудолюбия, живущего в крови
германцев, будь то немцы, голландцы или датчане. Мало того что они себе обеспечили
в Чако вполне сносное существование, так и местным индейцам дали возможность
жить припеваючи. Построили для них образцовые деревни - ряды коттеджей на две
семьи, обучили грамоте и своей религии. Хотя, по большому счету, религия индейцев
интересует потому, что за свою веру они получают от меннонитов помощь, в том
числе и материальную. Да и сами меннониты этого не скрывают, но особо не переживают,
ибо, опекая индейцев, получают карт- бланш от государства на любую экономическую
деятельность. Асунсьон уже смотрит на них косо: мол, создали государство в государстве.
Но не трогает, потому что возиться с коровами и индейцами не хочет.
Во всех городках, где мы были, - Нейланде, Филадельфии, Лома-Плате - есть маленькие
музейчики, посвященные первопоселенцам. Трогательные коллекции вроде бы простейших
и вполне банальных предметов обихода (многие из которых привезены из России)
собраны и систематизированы с немецкой педантичностью. Для этих людей заселение
Чако - все равно что освоение Дикого Запада для американцев. Правда, шло все
без перестрелок... Научились опреснять воду, стали разводить крупный рогатый
скот. Теперь немцы снабжают молочными продуктами весь Парагвай; нас даже провели
по молочной фабрике «Треболь», которой немцы очень гордятся. Это, конечно, не
ликероводочный завод, но тоже интересно хоть раз в жизни побывать на настоящей
фабрике, посмотреть, как работают люди. А то я, к примеру, только и умею в жизни
делать, что красиво языком болтать и производить первое приятное впечатление,
хотя жена говорит, что и это немало для зарабатывания денег.
Кстати говоря, йербу, повсеместно и в диких количествах потребляемую в Парагвае,
Аргентине и Уругвае в качестве тонизирующего напитка, более известного как мате,
перерабатывают и фасуют на заводах, тоже принадлежащих немцам. Само деревце
йербы произрастает в естественной среде в Парагвае и Бразилии. Если в Аргентине
и Уругвае мате пьют горячим, то в Парагвае его пьют только холодным и даже называют
по другому - терере. Но техника пития одинакова: в пузатую или вытянутую матешницу
засыпают измельченную траву, заливают водой и посасывают через трубочку бомбилью
с фильтром на конце. Многие почти только этим и питаются.
Обратно в Асунсьон доехали с ветерком. На знакомство с городом было отведено
полдня, но я и не советую тратить на столицу Парагвая слишком много времени.
В принципе, одного дня будет вполне достаточно, чтобы вдоволь насладиться Асунсьоном.
Не то чтобы город уж совсем захудалый, но он действительно маленький, с небольшим
историческим центром, смотрящим фасадом на реку Парагвай. Между этим фасадом
и самой рекой - полоса трущоб, куда лучше не соваться даже в дневное время.
Я слышал мнение, что в Асунсьоне трудно встретить дома выше двух этажей. Конечно,
в этом есть доля преувеличения - в самом центре имеются-таки высотные дома,
но смотрятся они жалко из-за обтрепанного вида. Самые красивые здания - Пантеон
национальных героев, у которого две сидящие на циновке индианки-гуарани продают
сувениры, а еще одна старушенция в перьях фланирует вокруг самого здания, залавливая
покупателей; ультрасовременное здание Парламента, который строят почему-то южнокорейцы,
и дворец президентской династии Лопес XIX века, одной стороной смотрящий на
реку Парагвай, а другой - на улицу, застроенную отреставрированными домами колониальной
эпохи, в которых разместились сувенирные лавки и ресторан. Если идти обратно
к Пантеону, то можно пройти мимо ряда лавок, торгующих сувенирами, в том числе
кружевной вышивкой ньяндути и всевозможными изделиями из кожи, цены на которые
просто смешные.
Нас в Асунсьоне интересовало еще кое-что. А именно - русское присутствие в Парагвае.
Мы познакомились с Люси (Люсей) Граматчикофф (Граматчиковой), которая хоть и
забыла напрочь русский язык, но занимается историей русских в Парагвае. Она
провела нас по русскому кладбищу, огороженному стеной с зубцами, напоминающими
кремлевские. Русская диаспора насчитывает порядка полутора тысяч человек, хотя
русский язык большинством уже забыт. Она начала формироваться тогда, когда Беляев
бросил клич переезжать в Парагвай. Еще в Асунсьоне есть небольшой памятник русским,
внесшим свой вклад в историю этой страны. Стоит он на небольшом перекрестке
на площади Российской Федерации (Federacion Rusa). Сам Альфред Стресснер, чьим
идеалом был Адольф Гитлер, очень уважал русских парагвайцев, хотя и запрещал
им выезжать в СССР, да и оттуда никого не пускал. Суровый был диктатор... А
чья школа? Наша школа! Мы не только во время войны с Боливией научили попугаев
в Чако матом ругаться, но и ненавидеть коммунизм по-черному.
Из Асунсьона мы направились на восток Парагвая и сразу почувствовали, что это
буквально другая страна. Зеленые холмы, нарядные домики под черепичными крышами,
побеленные, как где-нибудь на юге Испании. Эта часть страны, в отличие от Чако,
густо заселена: не успеешь выехать из одного города, почти сразу въезжаешь в
другой городок или деревеньку. И климат отличается: сухость Чако с пересечением
реки Парагвай улетучивается так же, как и жара.
В поездке по Восточному Парагваю мы посмотрели некоторые историко-архитектурные
достопримечательности, которыми так небогата страна: церковь францисканцев XVIII
века в Ягуароне, построенную индейцами и славящейся своей замечательной резьбой
и росписью потолка, базилику в Итагуа, памятник иезуитам в Сан-Игнасио, но главное
- грандиозные развалины иезуитской редукции в Тринидаде. Собственно, это самый
главный исторический памятник в Парагвае. Он находится в нескольких километрах
от Энкарнасьона, столицы парагвайских контрабандистов. Через Парану в Аргентину
перекинут мост, по которому взад-вперед снует грузовой состав, ведомый допотопным
паровозом. Уж мы за этим паровозом побегали! Еще бы: тут разные отмороженные
англичане такие деньги платят за то, чтобы сюда приехать и на работающие парагвайские
паровозы посмотреть, да и то не всегда удается их поймать, а здесь он перед
нами туда-сюда шастает и денег не просит. Кстати говоря, в Асунсьоне вокзал
закрыт. Раньше исторический поезд на дровяной тяге возил туристов, но несколько
лет тому назад он навернулся, погибли семь человек, и было решено паровозные
прогулки прекратить, асунсьонский паровоз поставить на вечный прикол, рельсы
разобрать. Заодно трамваям досталось. Нет больше в Асунсьоне трамваев...
В Энкарнасьоне ночевали в гостинице «Тироль». Громадный комплекс, пять бассейнов,
номера с мебелью под альпийскую старину. Постояльцев - три человека, не считая
нас. Насколько я понимаю, сюда народ летом заезжает. Микроклимат гораздо более
влажный и прохладный, благодатный какой-то. Нам показали плотину Итайпу, снабжающую
электричеством весь Парагвай и добрую треть Бразилии, и даже провели по святая
святых, показав диспетчерские и строительство новых турбин. Хорошее место. Как
раз фантастические боевики снимать, вроде «Терминатора». Правда, воду к нашему
приходу не удосужились пустить, поэтому по руслу водостока можно было кататься
на скейт-борде. Самое смешное, что как только мы пришли, электричество вдруг
вырубилось. Я уже давно заметил, что стоит мне только где появиться, как сразу
на это место обрушивается несчастье. Помню, пришел в редакцию одного журнала,
сел за компьютер, а тут редактор прибегает: «Ребята! Прячьте оргтехнику!» Оказывается,
судебный исполнитель пришел имущество описывать. Только журнал собрался мою
статью напечатать, его закрыли. Только другой новоиспеченный журнал решил эту
статью опубликовать - его закрыли еще до его открытия. И на Итайпу такая же
ерунда вышла. Итайпу - предмет величайшей национальной гордости парагвайцев,
а тут - на тебе: при показе демонстрационного видеофильма вырубается электричество!
Они, конечно, дико извинялись, говорили, что у них такое не каждый день случается,
но я то знаю прекрасно, в чем истинная причина...
От Итайпу до Игуасу - рукой подать. Но водопад Игуасу - это уже Бразилия, или
Аргентина в худшем случае. Почему в худшем? Потому что у аргентинцев пограничный
контроль строже. Здесь же нас предупредили, что теоретически виза в Бразилию
нужна, при этом необходимо было просить двойную парагвайскую визу, но на практике
на погранпереходах все всем до лампочки. Из парагвайского города Сьюдад-дель-Эсте
в бразильский Фос-ду-Игуасу добираться надо через пограничный мост над Параной.
За пару километров к машине уже начинают подбегать бойкие менялы, предлагающие
парагвайские гуарани ($1 равен 6.200 гуарани, при этом не советую брать с собою
в Парагвай купюры достоинством более $50, иначе даже в банках не смогут найти
наличности, а уж сдачи «зелеными» со $100 - и подавно) обменять на бразильские
реалы ($1 равен 2,90 реалов).
Сьюдад-дель-Эсте - город никакой, а при приближении к границе из машины вообще
лучше не выходить. Кругом снуют темные личности, грязь, закопченные бесформенные
дома - одним словом, неуютно. Между автомобилями ходят мотоциклисты - мототакси
специально для пересечения границы. Плати $1 и езжай в Бразилию. Попутешествуешь
по стране месяц-полтора, потом тем же путем вернешься. Следует, впрочем, иметь
в виду, что с бразильской стороны поток машин больше, а потому в пробке можно
дольше просидеть. На досмотр и проверку всех «туристов» у пограничников с обеих
сторон физически не хватает ни времени, ни сил, поэтому тормозят только пешеходов,
которым и приходится толпиться у будок визового контроля. Тех, кто в машинах,
проверяют по одному из миллиона.
В Фос-ду-Игуасу мы поселились в гостинице Carima, а вечер провели на шоу Rafain.
Такая сборная солянка со всех стран: и танго, и самба, и индейцы с Анд, даже
мексиканцы. Концепция представления - «Да здравствует Латинская Америка!». Только
национальных гимнов не хватало. В общем и целом, хоть и не дискотека Help, но
недурно. Однако все эти шоу для туристов ничто по сравнению с той феерией, которую
устраивает природа. Водопад Игуасу ни с чем не сравним. Такие, как он, достались
по одному на каждый континент. Кажется, что Бог словно распределил с самого
начала красивейшие водопады: Африке дал Викторию, Северной Америке - Ниагару,
Южной - Игуасу. И это правильно, что мы приехали сюда не в начале, а в самом
конце нашего путешествия по Южной Америке. А потому она останется в памяти стаей
птиц, кружащейся над облаком брызг и парящей перед ревущим низвергающимся потоком,
и ровным нимбом радуги, нависающей над водопадом от края до края... Николай БАЛАНДИНСКИЙ.
|
