Воспоминания об «Унна-Массене»

О принципе крокодила Гены, или Если у вас нет соседей...

Мои записки об «Унне» исключительно субъективны. Иначе и быть не может: если вы приехали в лагерь, допустим, из бараков Средней Азии, и приехали на автобусе, поминутно норовившем по пути откинуть колеса; если вы считаете жизнь в палатке пресловутым раем в шалаше - у вас будут одни впечатления о комфортабельности местной жизни. Если же вам довелось прибыть сюда прямиком из столичной квартиры, обставленной современной техникой и модной сантехникой, причем не как-нибудь, а на самолете, где стюардесса, застывшая в своей белозубой улыбчивости, все время потчевала вас виски с орешками, - вам априори уготованы совсем другие воспоминания.

Тем, кому еще только предстоит побывать здесь, посоветую ненадолго отложить нашу газету в сторону и зайти за беспристрастной информацией на интернет-форум по адресу www.vorota.de. А для остальных продолжу...

Разумеется, местные жилые помещения, возведенные в большинстве своем еще в 50-е годы, мало соответствуют представлениям XXI века о комфорте. Но и забывать о том, что вы находитесь всего лишь во временном лагере, не стоит. Легче всего тем, кто руководствуется принципом крокодила Гены: «Лучшее, конечно, впереди!»

Правда, некоторые наши бывшие соотечественники и этот славный принцип умудряются довести до маразма: раз все временное и не мое - значит... Ну, в общем, вы поняли. А для большей наглядности приведу два примера, сразу попросив у читателя прощения за некоторую физиологичность бытописания.

Пока вы живете в блоке в гордом одиночестве, пока в комнате рядом не завелись соседи, в «Унна-Массен» вполне можно утешать себя отнюдь даже не пошлой пословицей, что «бедность не порок» и повторять про себя: «У нас скромненько, но чистенько». Но как только рядом с вами поселяются приверженцы французского «Короля-Солнца», в буквальном смысле следующие его девизу «После нас - хоть потоп», жизнь превращается в привычный (для кого-то) коммунальный ад (или рай, если угодно).

«Дорогие гости! Bitte, не писайт стулчак!»

Вот как раз об этом «потопе», который конкретно наши соседи умудрялись устраивать в санузле едва ли не каждый день. Поскольку немецким языком из всего окружения более-менее сносно владел я один, то мне и приходилось постоянно объясняться с местными коммунальными службами. Вопрос, который чуть ли не раз в сутки задавал мне сначала управдом, а затем и немецкие работяги, признаться, сильно меня притомил. А звучал он так: «Почему у вас в стране принято забивать унитазы тампаксом?» При этом, заметьте, наши немецкие друзья вовсе не издевались, а искренне недоумевали: а) для чего злополучными прокладками забивают слив, б) вообще, откуда их столько берется?

Насчет пункта «а» я осмелился предельно корректно поинтересоваться у наших соседок, мотивируя свой интерес нежеланием дальнейших объяснений в этом духе с немцами. И получил от «детей природы» наивный ответ: «А мы так всегда делали и делать будем!» Никакие убеждения на них не подействовали.

Как поступить? Я нашел единственный и, как показала практика, правильный выход. После очередных объяснений с немецкими сантехниками злобно написал на ужасном русском «Правила поведения в туалете», в которых изложил все свои пожелания и претензии и которые прилепил скотчем к бачку. Правила гласили: «Дорогие гости! Bitte, не писайт стулчак, смывайт за собой сам. Для тампакс вы должен исползоват специалное ведро под мусор. В случае невыполнений правила Sozialamt в соответствии с пар. 8 будет высчитыват 20% Leistungen. Frau Knippe».

И что вы думаете? К обращению несуществующей фрау Книппе соседи весьма оперативно прислушались.

Еще один удачный опыт перевоплощения

Воодушевленный своим не вполне законно достигнутом успехом, я расправился подобным же образом и с местными пьяницами, покупавшими пиво и водку в массеновском киоске и по дороге к нашему дому опорожнявшими обе стеклянные емкости, а уже под нашими окнами - и свои емкости природные. Случалось это всякий раз почему-то в полуночные часы, так что редкие немцы, застававшие сию трогательную сценку, в лучшем случае проходили мимо (привыкли к подобному со стороны «гостей»?), а в худшем - шарахались и переходили на другую сторону улицы. Попытка со стороны «верхних» соседей добром увещевать любителей «ерша» и отправления физиологических потребностей на лоне матушки-природы ни к чему не привела, так что в ход пришлось пустить уже апробированный «немецкий вариант».

В очередной раз заслышав полуночные булькающие звуки, я вырядился в лучшее, что у меня было и, натянув на физиономию высокомерное «бюргеровское» выражение, напал на безмятежных «натуралистов». Чтобы достичь нужного эффекта - то есть бегства пьяниц с традиционного места встречи, - оказалось достаточным убедительно проорать что-то вроде «шайсскерле», «швайне», «социаламт» и «нихьт тринкен унд нихьт писсен».

Больше хороводов под окнами у нас не водили. Более того, и в киоске «алконавты» перестали появляться, что привело к еще одному приятному последствию. Если в первый раз хозяйка заведения, опознав в вашем покорном слуге неместного, молча выставила на прилавок литровое баночное пиво вкупе с «мерзавчиком» «Егермейстера» и тоскливо отвернулась, то затем, в отсутствие пьяных набегов, расслабилась и даже с удовольствием спорила со мной о достоинствах рейнского и баварского пива.

Разумеется, большинство людей, проходящих через лагерь «Унна-Массен», вовсе не относятся к тем по-своему колоритным типам, о которых я вам только что рассказал. Но так уж устроена человеческая память: спустя долгие годы в ней остается только хорошее, спустя мгновения - «острые» переживания. Как видите, таких «острых» воспоминаний о немецких сотрудниках лагеря у меня попросту не осталось: в большинстве своем они ухитрялись выполнять свою работу с высшим, если хотите, «бюрократическим» мастерством - оставаясь максимально незаметными, эффективными и обходительными. Эх, в «Массен» бы - да наших отечественных чиновников! И пожить, а заодно и поучиться у своих коллег.