AKUNA MATATA: КИЛИМАНДЖАРО (ч. 2) Дорога в Кибо длинная, суровая, но не сложная. Неужели Килиманджаро дает нам фору перед самым главным и сложным этапом? Или, может, она блефует, усыпляя нашу бдительность, чтобы потом доказать, кто ты есть на самом деле? Альпийские луга постепенно переходят в красную горную долину, усеянную камнями, напоминающую мертвые марсианские пейзажи. Далеко позади остались таблички с надписью Last Water (последняя вода). Дальше нет воды. Уже холодно. Уже нет облаков. Уже нет проявлений жизни. 25/1/2011
|
|
На грозный Угуру-пик на высоте 5.895 метров доходят далеко не все туристы
|
Окончание. Читайте предыдущую публикацию:
AKUNA MATATA: КИЛИМАНДЖАРО (ч. 1)
Уже нет проявлений жизни, хотя еще встречаются следы цивилизации: деревянные столики, одинокие туалеты и аккуратно выложенные из камней надписи на разных языках типа «Здесь был Вася», дополненные датой. Мимо проплывал Мавензи (удивительная гора – куда бы ты ни шел, она везде преследует тебя).
Кибо. 4.740 метров. Расположились в каменной казарме, где на каждые 12 человек отводилось отдельное помещение с двухэтажными нарами и общим столом. Сильная головная боль, звон в ушах, от повышенного давления налились кончики пальцев, сильный жар, красные глаза, у некоторых тошнота. Никакие таблетки не помогают. На физическое состояние влияли два основных фактора: быстрая смена высоты (1.000 метров мы преодолевали за 3-4 часа) и отсутствие достаточного времени для акклиматизации – в лучшем случае одна ночь, которой нас лишали сегодня. После ужина следовало сразу ложиться спать – около 18:00, так как в 23:00 подъем и выход в полночь, чтобы на вершине встретить рассвет. Ромул и Мэрайя предлагали выйти на 2 часа позже, аргументируя сильным холодом: «Очень, очень холодно! Около 15 градусов ниже нуля!» Да, для Средиземноморья, пожалуй, действительно мороз нешуточный...
Было интересно наблюдать, как погруженный в себя японец, качаясь на нарах, чем-то черным наносил иероглифы на внешние и внутренние стороны ладоней. Добродушный американец решил совершать подвиг в чистом белье и, стоя в чем мать родила, долго выискивал что-то в своем рюкзаке, невзирая на нас – трех симпатичных представительниц противоположного пола, увлеченно дискутирующих с веселыми итальянцами.
Спать легли рано, засыпали долго, но, как выяснилось утром, не спал никто. Завтра решится, кто взойдет на Угуру-пик, кто встретит солнце истинным победителем на крыше Африки. Каждый переживал предстоящий рывок по-своему, в собственном спальнике.
23:00 – подъем. 23:30 – завтрак. 24:00 – старт.
Толпа невыспавшихся, но готовых к подвигу, экипированная аспирином, шоколадом, чаем, солнцезащитным кремом, фонариками и лыжными палками, длинной мерцающей цепочкой двинулась вверх. Меня раздражали мерцающий свет фонариков, прыгающие невероятно яркие звезды и мелькающие ноги впереди идущего – от всего этого кружилась и так уже целый день болевшая голова. Несколько напрягал навязанный мне ледоруб, болтавшийся сбоку на ремне, который не только не помогал (на него нельзя было даже опереться – он не касался земли), а просто откровенно мешал.
Цепочка настойчиво двигалась вверх, делилась на группы в зависимости от выбранного темпа. Гиды протаптывали тропы, подбадривали идущих, громко и внезапно перекрикивались на суахили, пели «Макарену» и смешно подтанцовывали на ходу, осведомляясь: «Аre you ok?» и отвечая: «Akuna matata!» Но этого хватало не надолго. Попытка держаться колонны только осложняла подъем. Виктор ушел далеко вперед, каталонская четверка осталась позади. Ромул окончательно заболел и вместе с Мерайей был вынужден вернуться в Кибо.
Опередив основной поток потенциальных героев, я и Стенли (гиды не допускают самодеятельности на опасном склоне) упорно взбирались, пытаясь успеть до рассвета. Каждый шаг увязал в ползущем песке, ботинки слепо натыкались на съезжавшие камни, которые становились все больше, все выше, все острее, перерастая в скалистый хребет. Все, что требовалось от меня, – это просто сделать еще один шаг, бездумный, механический. Просто шаг. Шаг. Шаг. Нехватка кислорода обнаружилась в сумасшедшей одышке. Каждые 15 минут мы делали минутную остановку, до боли в грудной клетке хриплым вдохом я глотала разряженный воздух, постепенно восстанавливая дыхание и только потом продолжая идти.
Стенли шел впереди спокойным размеренным шагом – у гидов, обслуживающих «экспедиции», давно выработался стойкий иммунитет ко всем проявлениям «горняшки». Замечая отставание бликов моего фонарика, он останавливался, терпеливо выжидая мой очередной приступ одышки, понимающе хлопал по плечу: «It's o'key». Я расстегивала пуховик, ускоряя теплоотдачу, легкий морозный воздух отрезвляюще освежал.
Сняв перчатки, разливали чай из ледяного железного термоса. Горькая, еле тепленькая и до приторного сладкая жидкость с запахом керосина, характерным для всей пищи, приготовленной в лагерях, несколько отравляла общее удовольствие. На особенно крутых участках Стенли протягивал мне руку в мохнатой варежке, помогая взобраться на очередной неподатливый камень.
Через 5-6 часов сражений со стихией и собственной усталостью мы добрались до точки Гилмана (Gilman's Point), расположенной на высоте 5.681 метр, где в кромешной тьме уже толпились два англичанина и итальянец. Облегченно вздохнув – первая высота взята, – не размениваясь на отдых, мы спешили опередить рассвет.
По словам Стенли, до Угуру-пика оставалось 45 минут. «Нет! 45 минут – это же полвечности!» Мы двигались выше и выше, все чаще совершая передышки. При виде очередного крутого подъема отчаяние на секунду блокировало силы, Стенли говорил, что еще немного, что я стану первой украинской девушкой, покорившей пик. Не знаю, насколько правдивы его слова, но у меня были свои стимулы, куда важнее. Дороги назад не было: за мной стеной стояли все те, кто в меня верил и кто меня ждал. Я пыхтела, сопела и твердила лишь один вопрос: «Это Угуру-пик?»
Но он все не показывался, зато уже появились ледники. Мы не успели – рассвет застал нас в пути... Я оборачивалась на ходу, чтобы насладиться этим грандиозным зрелищем. Первый луч широкой ярко-красной полосой вспыхивает над горизонтом. Солнце медленно всплывает из-за пика Мавензи, растекаясь кровавым заревом по молочным ледникам, изрезав их сиреневыми тенями. Кстати, Килиманджаро наиболее чувствительна к проблеме глобального потепления – еще пять лет назад экспедиции завершали свой триумфальный ход, оставляя следы на снегу. Сегодня седые гиганты стоят в стороне, сияя, как прежде, на солнце.
Наконец, впереди открылась долгожданная цель, реальная, осязаемая. Теперь можно не спешить – вот он, грозный Угуру-пик на высоте 5.895 метров, как на ладони, покорно склоняет перед тобой голову. Теперь ты знаешь: ты дошел! Первым пришел итальянец Маси. Вторым был Виктор, это с тем, что он успел отоспаться на Гилманс-Поинт! Я оказалась лишь в первой десятке. В болезненной горячке, шатаясь от усталости на краю почти шеститысячника, пьяные от безмерной радости, граничащей с безумием, на разных языках мы ликовали, поздравляя друг друга, обнимаясь до удушья, сколько хватало сил. Здесь не было проигравших, здесь только победители равные в своем триумфе. Стенли отметил мою настойчивость и стремление, что мне очень польстило, а также сознался, что от точки Гилмана около двух часов. Обманул! За это тоже спасибо.
Каждый, кто так упорно стремиться достичь вершины, совершенно забывает о спуске... А это, поверьте не легче, хотя и быстрее. Мы шли навстречу общему потоку, поздравляя тех, кто через минуту, час, полтора ощутит себя на нашем месте. Мы уже имели на это право, право поздравлять, посвящать что ли, а они заслуженно принимали поздравления, так как если ты дошел до Гилманс-Поинт, то ты обречен на достижение крыши Африки. На обратном пути было особенно радостно встретить нашу каталонскую четверку, хотя теперь их было трое – Нурия не дошла. Многие не дошли.
Вниз спускались быстро, на бегу съезжая в зыбучем песке. От резкой смены высоты стало еще хуже. Все были сонные, уставшие, больные и абсолютно белые от песков Килиманджаро. Спуск к «Воротам Марангу» занял два дня. Навстречу поднимались «новобранцы», которых мы приветствовали задорным «Jambo!» и улыбкой, таящей едва уловимую ухмылку. Ромула должны были госпитализировать в Аруше в случае, если ему не станет лучше. Нурия осталась в Кибо, чтобы повторить штурм – поверьте, это решение заслуживает уважения. А мы получили сертификаты о восхождении, заверенные подписью директора парка «Килиманджаро».
Мы улетали домой. Самолет торопливо прятал шасси, чтобы не допустить нашего возвращения. Внизу блеклой уменьшающейся геометрией оставалась теперь уже моя Африка. Только сейчас я начинаю осознавать, под чем подведена черта экватора. Нет, это не граница между, это связующая ниточка, узелком которой являешься ты. Честно говоря, для меня до сих пор остается загадкой, как нам удавалось достигать понимания, – память выискивала некогда услышанные словеса из иностранных песен и американских триллеров. Люди, окружавшие нас, были настолько открыты, доброжелательны: каждый искренне стремился понять тебя и быть понятым тобой. Кения-Танзания, принимала нас без надменности чужой страны и вовсе не стремилась повесить на нас ярлык «белая ворона», в прямом смысле выражения. На краю света, на другом континенте, на противоположном полушарии ты просто находишься здесь и сейчас.
Здесь и сейчас моя Африка терялась в облаках, оставаясь границами в географических картах, штампами в загранпаспортах, кадрами в отснятых Fuji и продолжаясь в шестинедельной медицинской профилактике. Кстати, сегодня вторник? Напомните мне в четверг выпить таблетку против малярии.
Валерия ПЛАТОНОВИЧ.
|
