Зачем украинцу Куала-Лумпур?Через день он должен был уезжать в Куала-Лумпур. Это бог знает где, возле экватора. Он знал по опыту прошлой поездки, что тосковать начнет уже в самолете. По сыну, жене, дому. Поэтому особого интереса к этой далекой, неизвестной стране, в которую нужно добираться через Бангкок, не чувствовал. На кой ему сдался этот Куала-Лумпур. Одному, без сына, жены, дома. 22/10/2002 Но ехать надо. Потому что в Киеве работы нет, а по ночам часто снится один и тот же сон, будто он, Владимир Иллющенко, роется в мусорном баке, находит там мокрую хлебную корку и несет ее домой, накормить сына. Чтобы не снилась такая дрянь и чтобы не сбылась – нужно ехать. Заработать немного денег у каких-то малазийцев или индонезийцев, чтобы кормить семью и жить в Украине. В этой странной стране, которой он, Иллющенко, похоже не нужен.
Мы сидели перед отъездом в его квартире. На стене – портрет Шевченко, рядом фотография мальчика, забравшегося на стог сена. Это и есть Володин сын – Ивасик. Единственный, долгожданный, поздний ребенок. «Я то уже пожил на свете, а как будет жить он?» – говорит Иллющенко и смотрит мне в глаза. Я прячу взгляд и гляжу на его руки. Сильные руки, которые умеют делать дело и не хотят рыться в мусорнике.
Он родился в селе, в Черниговской губернии. И с детства мечтал о море, хотя до моря было очень далеко. Были бескрайние поля и огромные подсолнухи, которые на всю жизнь станут для него знаком Украины и которые почти через пятьдесят лет засветятся паркетом в украинском посольстве в Канаде. Засветятся, загорятся благодаря его рукам и сердцу. Но до этого было еще очень далеко.
Мальчишкой он мечтал о море и, как все, играл в казаков. Но если у всех саблями были простые палки, то Володя нашел железный обруч от бочки и попросил старого кузнеца сделать из него саблю. А потом сам смастерил для нее рукоять. И это была уже настоящая сабля, разве что не острая. Он еще тогда хотел достоверности во всем, даже в мелочах и любил достоверные, истинные материалы – дерево и металл. Опытный глаз, наверное, уже тогда смог бы увидеть в этих задатках судьбу и подсказать, чем нужно мальцу заниматься в жизни.
Но такого советчика не оказалось, и Володя, мечтая о море и кораблях, поступил в речное училище. Закончил, отходил по Днепру две навигации и понял, что ему интересно не это. Вообще, Иллющенко считает, что ему повезло в жизни – он всегда занимался тем, к чему был интерес. И утверждает, что «разговоры о таланте – глупости. Таланта в природе не существует, а существует интерес. И если появится у человека сильный интерес к чему-нибудь – вот это и есть талант».
Походив по Днепру, он поступает в театральный институт на актерский факультет. Театр тоже не стал профессией Иллющенко, но подарил ему общение с чудесными людьми – Степанков, Гаврилюк, Иванов, Талашко. С Иваном Гаврилюком они до сих пор мечтают снять исторический фильм о Северине Наливайко. Мечта, наверное, осуществится не скоро, денег на такой фильм нет.
Одновременно со всеми этими поисками себя, Иллющенко постоянно что-нибудь мастерил. Корабли, абсолютно достоверные и точные копии настоящих, только маленькие, храмы, чумацкие возы. В комнате на шкафу стоят несколько фигур в казацкой одежде, тоже достоверные во всех деталях. Одна из таких фигур сейчас у Билла Клинтона, подарок на память об Украине. И как-то вдруг оказалось, что это и есть призвание – приложение рук к дереву и металлу, создание Вещи. Будь это скульптура, резьба или художественный паркет.
«Трудно сказать, кто пробудил во мне интерес к художеству, вообще к работе руками. Не было такого. Мама моя вышивала всю жизнь. Очень хорошо вышивала. Но ведь все украинские женщины вышивают. Если они нормальные. Или ткут, или еще каким-нибудь рукоделием занимаются. Это уже зависит от региона. На Закарпатье, например, покрывала-лижныки делают, от которых я вообще в восторге. И мне очень жаль этих женщин, «западенок», которые сейчас в Киеве возле метро стоят и продают их за бесценок. Бесценные вещи за бесценок продают. За 20 долларов. А что такое $20? Это даже не 100 гривен. А эта вещь стоит намного больше. Натуральная, практичная, красивая, национальная. Вот так, за бесценок. Государство дурное... На одних лижныках можно было бы зарабатывать».
Оттачивал мастерство Иллющенко в Мариинском дворце. Два года был в бригаде реставраторов. Работа была интересной, хотя иногда и смешной. От Совета министров работы в Мариинском курировал некий Яворский. Когда ему показывали чертежи, говорил: «Я этого не понимаю, вы мне покажите, как это будет выглядеть». Вот и приходилось специально для Яворского делать макеты буквально всех объектов дворцового комплекса. В натуральную величину. Люстры, бра, декоративные решетки, паркет, лепнину. Однажды он потребовал, чтобы макеты фонтанов перед дворцом тоже сделали в натуральную величину. Еле-еле удалось архитекторам уговорить Яворского сделать макеты меньшего размера. Любимой его фразой было: «Я в этом ничего не понимаю, но вы сделаете так, как я сказал».
Чуть позже МИД пригласил Владимира делать художественный паркет в украинском посольстве в Канаде. Естественно, за гроши. Поехал, хотелось поработать, оставить что-то после себя. Вдоволь насмотрелся на посольское жлобье, для которого самое ужасное в жизни – вернуться в Киев, а самое приятное – уворовать какую-нибудь копейку. Но Иллющенко дело сделал. Канадцы ходили смотреть на его работу как в музей, просили сфотографироваться с мастером. А мастеру сниматься было стыдно, потому что джинсы на коленях протерлись до дыр, кожа с коленей слезала лохмотьями. Какой-то сердобольный канадец принес ему специальные наколенники. Иллющенко хранит их сейчас как реликвию.
В конце концов, он в посольстве заболел. Однако посольские работники врача вызывать не захотели. «Вы что, это же огромные деньги!» Чуть не помер. «Больше всего меня в Канаде поразили не супермаркеты, а человеческие какие-то отношения между людьми, отсутствие хамства, чистота. Но все равно страшно хотелось в Киев. Приехал домой, захожу в подъезд и вижу огромную кучу дерьма возле лифта. Тогда я почувствовал, что вернулся».
Иллющенковский паркет стал известен не только в Канаде, и его пригласили сделать такой же на богатых виллах в Малайзии, в этом самом Куала-Лумпуре. Казалось бы, на что ему, Владимиру Иллющенко, жаловаться? Ведь работа все-таки есть. Да еще за границей, в экзотической стране. Но дело в том, что этому человеку, как, наверное, и большинству, не нужна такая вынужденная экзотика. Людям хочется жить в своей стране, в своей семье, в своем доме. А в Малайзию ездить в отпуск. Но приходится уезжать.
Мы провожали Володю в аэропорт. Вместе с его Ивасиком и Инной, сыном и женой. Когда-то также грустно прощались с диссидентами, эмигрантами не по своей воле. Сейчас провожаем уже обычных, простых людей. Ивасик, заглядывая в глаза, все допытывался у отца, когда он вернется. Тот прятал взгляд и утешал: «Скоро, сынок, скоро». И не нужен был ему ни экватор, ни океан, ни этот чертов Куала-Лумпур...
Когда возвращались из Борисполя, Инна вспоминала, как они всей семьей ездили на родину Володи, на Черниговщину. «Он у каждого ручья останавливался, у каждого дерева: «Вот здесь мы ловили стрижей, а здесь я встретил волка». У него какое-то очень острое чувство родины. Каждое дерево, каждый камень здесь для него – близкий родственник».
Инне повезло, у нее хороший муж. Настоящий мужик, нормальный человек. А у человека должна быть родина. И он должен иметь возможность жить и работать на родине. Если он нормальный человек. И если у него – нормальная родина.
Станислав РЕЧИНСКИЙ.
|
