Лондонское зазеркальеВсе оказалось правдой: Англия – зазеркалье! Впервые попав в Лондон, я ехала из аэропорта на машине по встречной, с моей точки зрения, полосе, а водитель сидел за рулем справа. И это была только первая невидаль в стране чудес... 3/5/2002 Английская литература, ставшая жизненным пространством для глобуса, простирающегося от Гринвичского нулевого меридиана, – это сказки для любого возраста: Алиса, Гулливер, Робинзон, Шерлок Холмс, Мэри Поппинс, Гарри Поттер, Толкиен, Диккенс, нонсенсы и лимерики. Какую бы форму ни принимали английские произведения (включая и кино – Гринуэй), это всегда мир принципиально романтический – Шекспир, Уайльд, Байрон. Романтический максимализм – как тайнопись жизни, у которой никогда не высыхают чернила.
Во Франции – l'art de vivre, в Германии – машинерия, в США – бизнес, на Дальнем Востоке – прилежание, на Ближнем – бардак, в России – модернизация. И во всем этом – погоня, за чем-то или за кем-то. Тут – To be or not to be. Быть или не быть переменам. Гамлет сказал – не быть. Ромео и Джульетта – быть. Король Эдуард VIII – тоже быть (отрекся от трона, чтобы жениться на американке Симпсон). Его отец король Георг V – не быть (провел первую мировую войну, не сдав, по примеру соседей, монархию, а напротив, укрепив ее: преобразовал бывшую колониальную империю в Commonwealth, Британское содружество из 51 государства).
Какая была форма у конной гвардии, охраняющей правительство, много веков назад, такая и осталась: красные платья-пальто и золотые шлемы с кистями. И это не фольклорные ряженые. Когда остальные поклонялись современности, расставаясь с кафтанами и париками, бабкиными сундуками и замшелыми предрассудками, Британия стояла на своем: так было, так будет. Высокие черные меховые шапки у королевского караула, пабы с неизменным дизайном, элем, fish and chips, jacket potatoes (переехавшими в Москву под названием «Крошка-картошка») и английским пудингом.
Сегодня неожиданно оказалось, что новое – не значит лучшее, и зависть к неколебимой монархии, красным телефонным будкам, призракам, залу торжественных приемов парламента, которому 1000 лет и ничто не изменилось в нем с тех пор, – зависть к Лондону охватила даже надменный Париж и меня, видавшую виды замков, небоскребов, шалманов и зиккуратов, снедает теперь, как если бы я влюбилась. А именно это и произошло, я влюбилась в Лондон.
Мне стало бесконечно обидно, более чем прежде, что у нас нет никаких вековых традиций, кроме пьянства, воровства и хронической перестройки, и я стараюсь не смотреть по сторонам, а смотреть по-английски – сквозь, в зазеркалье, прямо перед собой. Так я переходила лондонские улицы: запутываясь, налево смотреть или направо, бормотала «налево-направо, направо-налево» и смотрела прямо – на то, куда шла: Тауэр, Вестминстерское аббатство, Кенсингтонский дворец или шотландские магазинчики всего теплого и вечного.
В лондонских надписях часто можно встретить слово plough, означающее по-русски то же – плуг, но употребляется оно и в смысле «деревенский». В одном пабе я увидела диплом лауреата конкурса деревенской – plough – кухни. В английском употреблении слово это хорошее, без малейшей иронии или насмешки. Заодно оно обозначает созвездие Большой Медведицы. Во французском это же слово значит «деревенщина» с тем же пренебрежительным оттенком, как и в русском. Понятно, потому что деревня – это прошлое, несовременное, традиционное, а город – будущее, только-только наставшее или утопическое.
И опять что обидно: сэр Томас Мор, своей «Утопией» открывший эпоху утопий, – англичанин. Хоть и держится по сей день монархия в Великобритании, несмотря на сплошную демократию вокруг, на гордость Франции, что она – республика, причем пятая по счету, несмотря на похвальбу России, что она не как при царе Горохе прозябает, а строит правовое государство вслед за всем прогрессивным человечеством, – обидно то, что и демократию, и «правовое поле» изобрели все те же англичане. И никакого противоречия между демократией, законностью и присягой на верность королеве нет, и любой может посетить Кенсингтонский дворец, где жила принцесса Диана, а летом – и Букингемский.
И палату лордов можно осмотреть, с лордами побеседовать, в некоторых заседаниях поучаствовать, сделать покупки в магазинах поставщиков Ее Величества. И почта в Великобритании – королевская. А по улицам рядом с белыми англосаксонцами ходят подданные всех цветов кожи, всех вероисповеданий, и никто не смотрит друг на друга с опаской или ненавистью. По крайней мере, на поверхностный взгляд моего одиннадцатидневного пребывания. Двенадцатую ночь я провела в Хитроу, оказавшись последним его клиентом перед закрытием на ночь, в самолете, который медлил увозить меня из Лондона, и в круглосуточном Домодедово. В Лондоне нет, как у нас, жизни non-stop, по ночам подданные спят.
Продолжение следует.
Татьяна ЩЕРБИНА.
|
