ЗАПИСКИ БЕРЛИНСКОГО НЕЛЕГАЛА -6Утро следующего дня принесло нам пренеприятнейший сюрприз. Коренные жители этого дома, оставшись незамеченными нами в дневное время, решительно заявили о своем присутствии под покровом ночи непрекращающимся до самого утра топотом десятков ног, писком и подозрительным шуршанием. Наутро этому шуршанию было найдено объяснение – наши полиэтиленовые пакеты с недельным запасом питания были безжалостно изодраны в клочья, а сами продукты рассыпаны по всей кухне. Мало того, они были подвергнуты дегустации по принципу: «Не съем, так хоть понадкусываю!», отчего пришли в полную негодность... 0/11/2009
|
|
В сегодняшнем номере мы продолжаем публикацию «Записок...», которые, надеемся, помогут многим украинцам понять всю «прелесть» незаконных заграничных заработков
|
ДИВЕРСИЯ
Знать бы раньше, какая участь была уготована нашему продовольствию, купили бы лучше на эти деньги несколько ящиков пива! Уж стеклянные-то бутылки наверняка оказались бы не по зубам ночным дегустаторам.
Пока Петя оплакивал невосполнимую потерю, я принес со двора большой старый аквариум и соорудил из него примитивный сейф, загрузив туда уцелевшие от крысиного пира продукты. Сверху все это было укрыто листом алюминия с проделанными в нем отверстиями для вентиляции. Петя не поленился притащить дюжину кирпичей и, уложив их поверх всего сооружения, пожелал своим обидчикам мучительной голодной смерти за содеянное святотатство.
После завтрака, превращенного Петей в поминки по преждевременно покинувшим нас источникам его хорошего настроения, мы занялись перевоплощением конюшни в образцово-показательное стойбище для любимой кобылы хозяйской дочки. Несмотря на кажущуюся легкость поставленной задачи, мы провозились с ее выполнением до самого вечера.
Весь день настроение у Пети было ни к черту, а за ужином я вообще чуть не довел его до клинической смерти своим непревзойденным умением готовить из куриных окорочков шедевры кулинарного искусства. Сгорая от нетерпения впервые в жизни испытать в действии микроволновую печь, я вместе со своим нетерпением сжег две самые большие из оставшихся шести куриных ног. Ну, не совсем чтобы сжег, скорее, подсушил немного, доведя их до кондиции египетских мумий. Ножки Буша стали настолько нежными, что вогнать вилку в их сочную мякоть можно было только с помощью молотка. Если бы микроволновка была размером с холодильник, то обезумевший от горя Петя наверняка засунул бы меня туда и поджарил бы на медленном огне. Аппетитно хрустя, он перемолол своими челюстями-жерновами новейший деликатес – куриные чипсы, и затем почтил несколькими часами молчания память зверски изуродованных мною окорочков.
Первый блин общения с современной бытовой техникой вышел комом сушеного мяса в горле моего товарища, но останавливаться на достигнутом я не собирался. Долго искать новый объект исследований не пришлось – им оказалась стиральная машина, благо, продукты питания не входили в ее рацион, в отличие от чудо-печки.
Петя весьма неодобрительно воспринял мою идею задействовать стиральную машину, поскольку для этого ее необходимо было подключить к коммуникациям, а взять на себя ответственность за возможное повреждение дорогостоящей техники он отказался. Мой надежный товарищ вообще отказывался брать на себя какую-либо ответственность, но никогда не возражал, если это делал я.
От стиральной машинки он тогда тоже открестился, и я в гордом одиночестве провел это опаснейшее мероприятие, затратив на него целых десять минут. Столько же времени заняло подключение умывальника. Еще двадцать минут ушло на попытку расшифровать при помощи словаря пояснительные надписи под символами, украшавшими рукоятку программатора машины. Современных словосочетаний в словаре, пережившем последнюю редакцию лет тридцать назад, практически не было, и доходить до смысла надписей пришлось своими куриными мозгами. Затем методом научного тыка я выбрал необходимую программу, и дал шанс последнему слову космических технологий продемонстрировать свое преимущество перед стиральной доской. Незадолго до исторического нажатия пусковой кнопки Петя приволок ворох грязного белья и тут же смылся от греха подальше, не забыв предупредить: «Если сгорит, я за нее платить не буду!», но белье все же оставил. Добрый мальчик...
КРЫСОЛОВ
У нас оставалось еще два дня до приезда Мамы, а все задания Палитры уже были выполнены. Приступать к основным работам по ремонту без благословения Оболтуса-бауляйтера мы не решились, а потому позвонили ему с просьбой прибыть в Дом художника для постановки нам боевой задачи. Дома его не оказалось, и мы набрали номер его Funk-а. В момент нашего звонка, если верить словам Оболтуса, он находился на автобане и двигался в нашем направлении. Пообещав прибыть не позже, чем через час, он разрешил нам приступить к выполнению пунктов плана, утвержденного Мамой. Час, обещанный Оболтусом, прошел через три месяца...
Перво-наперво Петя приступил к выполнению самого последнего пункта плана – снятию деревянных полов, под которыми свили свои многочисленные гнезда его кровные враги – крысы. Жажда мести за их вчерашнее надругательство над святая святых – ЕДОЙ – завладела всем его естеством, и он остервенело, с пеной у рта, ринулся в смертельную схватку с вражьими полчищами, несмотря на их численное превосходство. Половые доски были наполовину изъедены жуками-древоточцами, отчего потеряли былую прочность, но к лагам они были прибиты старинными коваными гвоздями квадратного сечения, что требовало от Пети титанических усилий при демонтаже каждой доски. Но злоба – прекрасный стимулятор в таких случаях – помогла Пете всего за четыре с четвертью часа расправиться со всеми восьмьюдесятью квадратными метрами крысиного укрытия.
Лишь отодрав последнюю доску, Петруха начал потихоньку приходить в себя, сожалея о том, что ему не посчастливилось встретиться с врагом лицом к лицу в честном бою. Я решил уберечь его нервы от очередного стресса и умолчал о десятке жирных коричневых хищников, улизнувших из-под самого носа моего товарища. Я не сторонник вендетты, поэтому дал возможность трусливым пакостникам укрыться в спасительной траве окружавшей дом поляны. Крысолов уже почти успокоился, как вдруг его слух привлек какой-то шорох, доносившийся сверху. «Сучье племя!!!» – не своим голосом завопил вождь Крысиная Смерть, и в грациозном прыжке вонзил монтировку в потолок. Мне стоило огромного труда уговорить разъяренного крысоубийцу прервать его благородное занятие на время обеденного перерыва.
Я еще только доедал свою порцию спагетти с разогретой в микроволновке колбасой, а снизу уже доносились удары дровосека, прорубавшего дыру в потолке для того, чтобы продолжить преследование милых пушистых зверьков. Побочным продуктом этой царской охоты стало выполнение очередного пункта плана – снятие подвесного потолка, уменьшавшего жизненное пространство жилища на полметра по высоте. Петя справлялся с этой задачей с радостью и без видимых усилий. Он вошел в такой азарт, что не обращал никакого внимания на мои мольбы хоть иногда поглядывать вниз, где я под градом сыплющихся сверху обломков досок и штукатурки едва поспевал собирать все это и вывозить во двор. Остановился он только тогда, когда мимо моей головы просвистел огрызок доски с ржавым длиннющим гвоздем, и я в сердцах запустил его туда, откуда он прилетел. Мой марш протеста произвел должное воздействие, и Петя наконец-то обрел душевное спокойствие, покинувшее его с момента крысиной диверсии. До вечера дотянули без травм.
«TOTAL KAPUTT!»!!!
Усталые и довольные, мы молча поднимались по лестнице. Петя радовался тому, что лишил беззащитных зверушек крыши над головой, я – что остался при этом без серьезных повреждений. Открыв дверь на второй этаж, мы замерли, пораженные увиденным. Нашему взору предстала зловещая картина – клубы пыли, причудливо извиваясь в струях вызванного открытием двери сквозняка, заполняли все внутреннее пространство второго этажа.
Через несколько минут пыльный туман рассеялся, и мы поняли, что отдохнуть перед сном не удастся – все было покрыто толстым слоем пыли, просочившейся сквозь многочисленные щели в междуэтажном перекрытии во время ликвидации потолка первого этажа. Генеральная уборка была произведена только вечером следующего дня, накануне приезда Мамы с Палитрой, а в тот день мы ограничились расчисткой дорожек до продуктового хранилища и кроватей, покрывала которых пришлось вытряхивать добрых полчаса.
... Стиральная машина работала весь день без остановки, удаляя последствия пылевых осадков, выпавших накануне по всей территории нашей резиденции. До приезда Мамы нужно было перестирать и высушить все вещи, подвергшиеся удару стихии. Половина ящиков с одеждой, полотенцами и постелью Палитры были плохо прикрыты, и в щели набилось столько пыли, что единственной возможностью вернуть вещам прежний вид оказалась стирка. Нам повезло – в тот день стояла прекрасная погода, и белье после мощного отжима высокоскоростной центрифугой сохло чрезвычайно быстро. Нам удалось скрыть свою оплошность – никто ничего не заметил.
Под равномерное хлюпанье белья в недрах интеллектуального механизма мы так же равномерно скребли стены шпателями, удаляя старые обои. Несмотря на все наши старания делать это предельно аккуратно, несмотря на обильное смачивание многослойной бумажной облицовки, вместе с ней под наши ноги падала штукатурка. Когда от обоев остались одни воспоминания, от штукатурки осталась треть ее прежней площади. Мы с удовольствием констатировали увеличение объема работ – легкий ремонт штукатурки входил в наши права. А теперь, по всей видимости, нам доверят и крупный.
Напоследок мы извлекли из оконных проемов старые окна, что было совсем не трудно – подоконники по низким ценам и полусгнившие рамы сами вываливались от легкого нажима снаружи, стоило только выдернуть из стены стопорные скобы. Двери снимать не стали – мало ли что, вдруг уйти куда придется, а так – всегда можно на ключ закрыть! Шутки шутками, а Мама с Палитрой, да что греха таить – и мы сами несколько раз, ненадолго отлучаясь, на полном серьезе закрывали дверь на оба замка. Это при снятых-то окнах!
«Да-а! Разобрали быстро! Как бы теперь это все до кучи собрать...» – сказал бы один мой знакомый по поводу учиненного нами разгрома. Видок у дома был тот еще! Снаружи-то еще куда ни шло – только окна сняты, но внутри... Внутрь было страшно глянуть, не то, что заходить! «Total kaputt!» – единственно верное и емкое выражение, способное охарактеризовать созданный нами с такой прилежностью интерьер Дома художника. Кстати, эту крылатую фразу произнесла Палитра, перешагнув порог своего дома на следующий день. Мама высказала свое мнение о развалинах, в которые превратился их некогда уютный и симпатичный домик, более чем лаконично – одним-единственным словом. Этим словом все немцы пользуются для выражения своих негативных эмоций слишком часто, поэтому нет нужды воспроизводить его в письменном виде.
МУСТАНГ
Но все это было уже на следующий день, когда Палитра привезла в специальном автомобильном прицепе для перевозки лошадей своего красавца – коня вороной масти (поправьте меня, знатоки конной терминологии, если я не правильно выразился – в этом деле я полный профан).
Скажу вам как конюх конюху – это был настоящий Мустанг, насколько я могу судить о лошадиных породах. В отличие от Пети, выросшего в деревне и прекрасно разбиравшегося в таких сложных для меня понятиях, как удила, уздечка, стремена и седло, я коней видел только в кино да на загородных пикниках, когда какой-нибудь местный джигит проезжал мимо на бричке, запряженной сивой кобылой. Поэтому для меня все лошади, игрой своих мощных мускулов напоминающие Шварценеггера, фыркающие, как паровоз, с диким взглядом, черные, как смоль и выше меня ростом – мустанги. А остальные – пони, или, в крайнем случае, кони в яблоках. Все! На этом мои познания в области «конологии» заканчивались, и начинался дремучий лес мещанских предрассудков вроде «Коней на переправе не меняют», или «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?».
Маленькая и хрупкая девочка Палитра отождествлялась в моем сознании не иначе, как с маленькой и смирной лошадкой, но никак не с этим строптивым жеребцом, ежесекундно норовящим встать на дыбы. И кто бы мог подумать, что это чудовище становилось кротким и безобидным, как кролик, при малейшем окрике со стороны своей миниатюрной хозяйки! Но тогда Палитра дала своему воспитаннику некоторое послабление, учитывая его стрессовое состояние из-за многочасового переезда в тесном прицепе, и позволила ему выразить свое недовольство всеми известными ему способами, не одергивая его.
Снятие стресса Мустангом сопровождалось нагнетанием моего собственного, и в тот момент, когда этот попрыгунчик проскакал мимо меня, своей тушей весом в треть тонны на мгновение оказавшись в опасной близости от моего тщедушного тельца, мое стрессовое состояние достигло апогея. То было одно из немногих мгновений в жизни, которые длятся целую вечность и запоминаются в мельчайших подробностях, однако вспоминать их не возникает никакого желания. В ту минуту я был готов продать душу дьяволу, лишь бы оказаться хоть на полметра дальше или, что еще лучше, стать на полтонны тяжелее, дабы внушить нервному Коньку-Горбунку уважение к собственной персоне. Тогда бы мне не пришлось в паническом ужасе вжиматься в стену дома, мысленно прощаясь со всеми родственниками в предчувствии скорого свидания со своими усопшими предками. Филейная часть лошади была всего в нескольких дюймах от кончика моего носа...
К своей великой гордости я обнаружил, что брюки мои остались совершенно сухими, даже без применения нежно заботящихся о сухой и здоровой коже ребенка памперсов. Сделав вид, что не произошло ничего экстраординарного, я расхлябанной походкой проследовал за брыкающимся Мустангом, внимательно следя, крепко ли держит Палитра в своих нежных ручках поводья хозяина прерий. Собравшиеся поглазеть на гипертрофированного пони соседи с нескрываемым уважением смотрели на меня, даже не подозревая о том, что я готов был запрыгнуть на ближайшее дерево при одном только подозрении на неосторожное движение Сивки-Бурки в мою сторону.
ПОЧЕМ ОПИУМ ДЛЯ НАРОДА?
Перед тем, как вывести Мустанга из прицепа, Палитра посетила его персональное стойло, приведенное нами в состояние, способное принять достойнейшего представителя рода лошадиного, доставив ему максимальный комфорт. Мощенный гранитом пол конюшни был устлан мягкой соломкой, чтобы лошадка могла возлежать холодными ночами, не рискуя подхватить ревматизм. В углу конюшни находилась куча сена высотой мне по пояс, и полное ведро воды. Все это было приготовлено Петей перед самым приездом Палитры.
Палитра, а впоследствии и Мустанг, оказалась очень довольна подготовкой апартаментов к приему высокого гостя. Особое впечатление на нее произвело тщательно подобранное Петей сочетание цветов стен и панелей конюшни – грязно-белый с мерзким грязно-голубым. Палитра прямо-таки прыгала от восторга, хлопая в ладошки. Петя скромно водрузил на свою голову венок величайшего дизайнера всех времен и народов и до самого вечера не мог с ним расстаться. Ему льстили хвалебные речи нашей маленькой начальницы, принятые им за признание его скрытого художественного таланта, и он окончательно уверовал в свою приближенность к императорскому двору. В какой-то момент он даже попытался начать мною командовать в присутствии хозяев, заискивающе заглядывая им в глаза. Пришлось срочно выводить его из этого «звездного» состояния предупреждением о том, что подчиняться его приказам я буду только в том случае, если он согласится взять на себя всю ответственность за их выполнение. Подействовало безотказно.
... Мустанг уже мирно жевал свой запоздалый завтрак, Палитра выгребала из прицепа его вчерашний ужин, а Петя, испытывающий острый приступ звездной болезни, обходил с Мамой руины, обсуждая с ней предстоящие работы. Мое присутствие при разговоре хозяйки с новоявленным бауляйтером казалось лишним, и я решил выйти из дома, но на пороге столкнулся с Квачом, решившим лично засвидетельствовать свое почтение Маме на правах ближайшего соседа. После обмена любезностями по случаю встречи Мама провела гостя по своим владениям, и они вдвоем вынесли вердикт: «Так работать невозможно!», имея в виду неожиданно большой объем выполненных работ. Когда же я сообщил Маме количество часов, на эти работы затраченных, та просто обомлела: «Fantastisch! Я думала, что это будет стоить вдвое дороже!» Мы поняли, что положение наше упрочилось, и не исключено, что теперь нам будет оказано большее доверие, нежели при первой встрече.
Нам было выдано первое жалование, и оно оказалось очень кстати – наши продовольственные запасы поистощились, во многом благодаря крысиному банкету, и было бы очень даже хорошо, если бы кто-нибудь подкинул нас из этой глуши до ближайшего магазина. И мы не стали бы возражать, если бы этот кто-нибудь отвез нас с горой покупок обратно. Мама выглядела очень уставшей после длительного управления автомобиля с прицепом, в котором находился Мустанг, поэтому транспортировку бесценного груза решили доверить Квачу. Он как раз и сам собирался пополнить свой пивной запас, и мы напросились ему в попутчики.
Ближайшим магазином оказался вездесущий «PLUS», который нельзя отнести к дешевым магазинам, зато качество товаров в нем, на мой взгляд, отменное. Наши покупки еле уместились на всей длине транспортерной ленты перед кассовым аппаратом, не считая двух ящиков «Berliner Kindl», стоявших на нижнем ярусе тележки с корзиной для продуктов. Оплатив чек, и с трудом разместив купленное в полиэтиленовых пакетах для удобства погрузки и выгрузки из багажника, мы выкатили тачку из магазина, чуть не сбив с ног вьетнамца, из-за пазухи которого соблазнительно торчал уголок блока сигарет «WEST».
Соблазн был столь велик, а вожделенная упаковка отравы так подкупающе доступна, что я не удержался и, предварительно осмотревшись по сторонам и не заметив поблизости авто служителей закона, немедленно совершил нелегальную сделку. Пароль «Сколько?», отзыв «Тридцать!» – и ядовитая радость курильщика незаметно перекочевала из-под куртки проворного лица вьетнамской национальности в нашу тачку, а моя тридцатка – в карман уроженца Страны Американского Позора. Торговец контрабандой так ловко проделал свою работу, что со стороны могло показаться, будто он просто поправил лежащий на самом верху продуктовой горы мешок с картошкой, на самом же деле под картошкой чудесным образом оказалось десять пачек «WEST» с российской акцизной маркой. Цирк, да и только!
Сразу после приезда мы вернули Водиле дюжину бутылок пива, так бессовестно выпитых нами на прошлой неделе, чем смертельно его обидели, исправив положение лишь тем, что поднесли ему еще ящик в виде благодарности за содействие в нашем трудоустройстве. Наше расставание с тридцатью двумя емкостями ценнейшего напитка вышибло слезу из суровых глаз Водилы, и добавило нам безотказнейшего друга и помощника на все время нашей трудовой вахты в доме Палитры.
ЗВАНЫЙ ОБЕД
За время нашего отсутствия Мама немного проголодалась, и ей вдруг показалось, что она просто обязана отблагодарить нас за отличную работу приглашением отобедать в приглянувшемся ей еще в прошлый приезд ресторанчике. Я начал было отнекиваться, ссылаясь на отсутствие аппетита, хотя на самом деле я испытывал отсутствие финансов, и мне было просто жаль денег, но если Маме что-либо втемяшится в голову, ее уже ничем не переубедишь. К тому же она прекрасно поняла истинную причину моего отказа, и заявила, что скромный обед будет за ее счет и мой отказ ее очень обидит. Я, конечно, слышал, что мужчины Западной Европы не испытывают неловкости, если женщина изъявляет желание заплатить за них в ресторане, но я все же не мог согласиться на такое унижение. Обливаясь слезами, я сунул в карман полтинник, намереваясь оплатить им хотя бы свою часть посиделок, и покорно направился в сторону Маминой машины, в которой уже восседал Петруха, явно не отягощенный комплексами, особенно когда дело касалось бесплатной еды.
Люди, разработавшие интерьер ресторанчика, куда мы вошли полчаса спустя, безусловно, крепко знали свое дело. Они сумели создать уютную обстановку для приятного времяпрепровождения, чтобы каждый посетитель смог максимально расслабиться и почувствовать себя, как дома.
Мебель приятных глазу округлых форм и стенные панели из натурального дуба, причем из массива, а не из покрытых дубовым шпоном малоценных пород дерева; выдержанный в теплых тонах цвет стен, на которых висели картины с изображением сценок из жизни немецкой провинции, написанных настоящим маслом на настоящем холсте и заключенных в ручной работы резные деревянные рамы; кружевные льняные скатерти на столах, белее которых может быть только снег, и такие же белоснежные, опять же льняные, салфетки, свернутые в трубочки и опоясанные деревянными кольцами; бесподобная сервировка и, конечно же, свечи – в изящных подсвечниках на деревянных подставках-блюдцах для стекающего воска – все это создавало необычайно располагающую к неторопливой беседе на вечные темы атмосферу и вызывало непреодолимое желание непременно посетить это по-настоящему мастерски оформленное место отдыха еще раз.
Но самое удивительное заключалось в том, что весь обед, вовсе не такой скромный, как обещала Мама, обошелся ей всего в неполную сотню марок! И это притом, что четыре взрослых человека наелись, можно сказать, до отвала. Как-то раз, нагулявшись по Kudamm-у, я заскочил перекусить в ничем не примечательное кафе, расположенное как раз у входа в станцию U-Bahn Zoologischer Garten, и то, что мне принес смуглый официант в костюме с бабочкой, стоило почти тридцать марок, но ведь там нечего было видеть, и я остался полуголодным. Теперь есть с чем сравнить.
К моему стыду, я совершенно не умел обращаться с ножом и вилкой. Мои неуклюжие попытки поднести ко рту кусочек мяса левой рукой были похожи на первые опыты годовалого ребенка с вилкой, и я оставил эту затею. Выход из положения был найден чисто интуитивно – разрезал мясо я, как положено, – нож в правой руке, вилка – в левой, а затем с ловкостью иллюзиониста я сделал рокировку, и колюще-режущие предметы менялись местами.
Но избежать позора все равно не удалось – на косточке после моих неумелых манипуляций с ножом и вилкой остались небольшие кусочки великолепно обжаренного вкуснейшего мяса, и удержаться от соблазна обглодать их я не смог. В результате я приковал к себе внимание всех культурных посетителей ресторанчика громким скрежетом своих зубов по добела обглоданной косточке. Даже Петя с его способностью съедать абсолютно все без остатка не позволил себе такого пренебрежения правилами хорошего тона. Мама тактично нарушила гнетущую тишину, повисшую над всем залом: «Если бы я знала, что здесь ТАК вкусно готовят мясо, то не стала бы заказывать рыбу!» Удовлетворенные этим объяснением моего обжорства посетители продолжили свою трапезу, и половина из них позже заказала себе такой же антрекот, вот только обгладывать его они не стали.
Потом под пиво да под сигаретку завязался доверительный разговор при свечах, в ходе которого выяснилось, что Мама решила не затевать грандиозный ремонт, а ограничиться только косметическим. О снятии крыши с дома и об установке новой разговор уже не шел. Наполеоновские планы уступили место более реальным, отвечающим финансовым возможностям хозяйки. Было решено не прибегать к дорогим услугам ремонтно-строительных фирм, а максимально использовать наши с Петей возможности, о которых она уже была наслышана, а нашим усердием она просто удивлена. И если мы будем продолжать в том же духе, то нам перепадет значительно больший объем работ, чем тот, о котором мы договаривались, но при одном условии – мы не должны нарабатывать больше, чем по сорок часов в неделю каждый. Это требование объяснялось нежеланием Мамы брать кредит в надежде обойтись собственными средствами. Первоначально запланированный капитальный ремонт она решила отложить до лучших времен, когда ее дочурка начнет зарабатывать собственные деньги продажей своих расчудесных картин, которые еще никто кроме домочадцев не видел. А там, даст Бог, доченька и сама будет в состоянии оплатить дорогостоящий ремонт.
В нашем положении было бы непростительной глупостью не согласиться даже на три рабочих дня в неделю, не говоря уже о четырех, причем подрабатывать в выходные дни нам никто не запрещал, поэтому мы безоговорочно согласились с поставленным условием.
ВЕЧЕРНИЙ ПРОМЕНАД
После вкусного обеда по закону Архимеда полагается... нет, не поспать, а прокатиться с ветерком по вечернему Берлину. Идея вечернего променада родилась в богатом воображении Палитры еще до посещения нами гаштета, и была живо подхвачена Мамой. Если женщина просит, то, как известно, отказывать нельзя, а уж если настаивает...
Короткий пит-стоп на бензозаправке, и наш автомобилиус ворвался в Город. Нарушая предписания практически всех дорожных знаков, попадавшихся на ее пути, Палитра только и успевала рассылать обалдевшим от ее лихачества водителям мужского пола воздушные поцелуи и кокетливые улыбочки, прося снисхождения к своей неопытности и чисто женскому искусству путать педали «газа» и тормоза. Сидя на заднем сидении, мы молча пристегнули ремни безопасности – юная леди вела машину почище Шумахера. Я даже предложил ей попробовать свои силы в «Формуле-1», на что Палитра расхохоталась (при этом машина чуть не вылетела на встречную полосу) и рассказала поучительную историю из своей недолгой водительской практики.
Целый год после окончания курсов вождения и получения водительских прав она ездила, соблюдая все до единого правила дорожного движения, и весь тот год ее почти каждую неделю останавливала дорожная полиция, подозревая в ее крови недопустимо высокое содержание алкоголя. Мол, «перебрала» девочка, и чтобы не схлопотать штраф за вождение в нетрезвом виде, едет строго по правилам, не вызывая подозрений. Через год девочка осмелела, и уже плотнее прижимала педаль акселератора к полику. И создалась парадоксальная ситуация – с увеличением количества нарушений ПДД стало уменьшаться количество подозрений со стороны полиции. С тех пор Палитра, с ее слов, ни разу не была остановлена стражами дорожного порядка, а стиль ее езды стал напоминать гонки по вертикали.
В бешеном темпе мы проскочили Unter den Linden, и я ужасно сожалел, что не успел толком рассмотреть ни Бранденбургские Ворота, ни Рейхстаг, ни (что особенно обидно), какую-то искусно подсвеченную прожекторами статую на высоченном столбе-постаменте. При дневном освещении все эти визитные карточки Берлина выглядят не столь помпезно, нежели ночью в свете прожекторов. Ночью от их великолепия невозможно глаз оторвать – настолько они завораживающе прекрасны. Мне осталось довольствоваться созерцанием телебашни на «Алексе» – она довольно длительное время не исчезает из поля зрения, в отличие от промелькнувших со скоростью девяносто километров в час перечисленных выше памятников архитектуры.
Мы еще долго носились по городу, и мне, честно говоря, эти гонки порядком поднадоели, когда Пете пришла в голову гениальная мысль: а не совместить ли нам приятное с полезным, и не заскочить ли по пути – все равно катаемся – к Гулливеру, чтобы забрать свои оставшиеся вещички?
– Echt?! Я смогу увидеть настоящую конспиративную квартиру? Gute Idee!!!, – вслед за этим восторженным восклицанием штурвал нашего космического (в смысле развиваемой скорости) корабля был круто заложен Палитрой в указанном Петей направлении, и под канонаду возмущенных сигналов и визг тормозов соседних с нами автомобилей наша летающая тарелка взяла курс на восток.
Мама осталась в кокпите гоночного болида, доверив нам свое накачанное адреналином чадо, и мы в сопровождении Джеймса Бонда в лице Палитры, которая шла на цыпочках (конспирация!), вошли в подъезд. Похоже, насмотревшаяся шпионских фильмов укротительница мустангов ожидала увидеть секретную лабораторию по производству нелегалов с подземным гаражом и стоящим в нем «Aston Martin» или «BMW-Z3», вертолетной площадкой на балконе с вертолетом-трансформером на ней, или, на худой конец, хотя бы портативный радиопередатчик для связи с центром и пьяную радистку Кэт в придачу, одетую в сшитую из парашютного шелка красноармейскую униформу, с автоматом Калашникова на мясистой груди.
Не берусь утверждать, что именно из перечисленного она ожидала увидеть, но вид обычной квартиры, что предстала пред ее ясны очи, ужасно ее разочаровал. Даже Гулливер по необъяснимым причинам оказался в тот вечер подозрительно трезвым. Разве что огромная карта Берлина над Петрухиной кроватью могла удовлетворить воспаленное воображение Палитры, правда, на ней отсутствовали флажки, обозначающие места тайных сходок берлинской нелегальщины и подземных схронов со сверхсекретным стройинвентарем. Бедная девочка совсем раскисла.
Негоже хозяйке пребывать в таком скверном настроении, и я решил, пока мой товарищ собирает наши вещи в сумку, попытаться развлечь Палитру обозначением на карте маршрута нашей вечерней экскурсии, умышленно ошибаясь на каждом повороте. Разгорелся жаркий спор, который, понятное дело, закончился признанием мной всех своих ошибок. Гулливер, наблюдая эту сценку, чуть не умер от смеха – Палитра объяснялась на чистейшем немецком, я – на чистейшем русском, и мы оба прекрасно друг друга понимали! Перед тем, как снять карту (она была нашей) со стены, Петя показал Палитре, на какой дороге постоянные пробки, на какой – по три «блица» на километр, а незнание последнего при хроническом невнимании Палитры к знакам, ограничивающим скорость, сулило стабильное присутствие в ее корреспонденции конвертов с фото ее машины и указанием суммы штрафа за превышение скорости.
До Дома художника добрались в безаварийном режиме и на минимальной скорости – за рулем была Мама. Я даже задремал под мерное гудение двигателя, приводившего в движение колеса посредством третьей передачи – о существовании четвертой Мама вспоминала только на автобане.
Спать легли рано – следующий день обещал быть тяжелым, каковым он и оказался в действительности…
Читайте также материал по теме: ЗАПИСКИ БЕРЛИНСКОГО НЕЛЕГАЛА -5
Андрей ЕВДОКИМОВ.
Специально для «Заграницы».
|
