ЗАПИСКИ БЕРЛИНСКОГО НЕЛЕГАЛА -4Дешевые магазины, конечно, вещь хорошая, но есть места, где цены на некоторые продукты еще ниже. Это турецкие магазинчики. К сожалению, сервис в них оставляет желать лучшего, но за все, как известно, нужно платить. И нам ли, выросшим на тотальном отсутствии сервиса как такового, сетовать на такие мелочи? Главное – цена, и чем она ниже, тем с большим уровнем неудобств мы согласны мириться. 0/11/2009
|
|
На заработках у бюргера особо не расслабишься...
|
НОЖКИ БУША
Как-то, прослышав о турецкой лавке, в которой продаются куриные окорочка по баснословно низкой цене, мы отправились на ее поиски. По имевшейся у нас информации, «супермаркет» этот располагался «где-то между Kottbuser Tor и Hermannstrasse». Первая из этих станций U-Bahn нам была хорошо известна по дешевому телекафе, расположенному по соседству, на Adalbertstrasse. О второй мы имели смутное представление, но полагали, что она где-то рядом с первой. Полагать-то мы полагали, но при этом мельком взглянуть на карту вовсе не было бы лишним.
На Warschauer Strasse мы пересели с S – на U-Bahn, и пересекли красивый старинный (если и не старинный, то искусно имитирующий старину) мост через Spree, на котором состав замедляет ход до скорости пешехода. Вышли на Kottbuser Tor, и возрадовались наличию еще четырех остановок U-Bahn на нужном нам отрезке пути. Почесав свои гениальные затылки, мы решили пройти это расстояние пешком, чтобы не пропустить замаскированный фруктовыми лотками (как нас предупредили) вход в лавку. Мы прочесали это расстояние два раза, замерзли, как павлины на Северном полюсе (день выдался дождливый, с сильным ветром), и уже собирались возвращаться домой, как вдруг, откуда ни возьмись, появился... Один из наших знакомых, и нес он в обеих руках заветные десятикилограммовые упаковки с окорочками! Воистину, мир тесен!
Как в старые добрые советские времена, в погоне за дефицитом мы бросились к нему с единственным вопросом: «Где взял?!» «Да вон, видите, между ящиками с яблоками проход есть? Там этих окорочков...» И действительно, между фруктовыми развалами было что-то похожее на дверь. А мы здесь уже третий раз проходим, но заглядывать между ящиками нам бы и в голову не пришло. Ну и турки! С ними так затуркаешься, что и сам турком станешь.
Толкаем дверь ногой, входим. Какие-то стеллажи со стеклянными банками, заполненными всевозможными сочетаниями консервированных овощей и фруктов, полусгнившие горы красного салатного перца, и сбивающая с ног какофония пряных запахов. В самом дальнем углу магазина виднелась витрина с мясом. Но окорочка там стоили в три раза дороже, чем вещал огромного размера ценник у входа в лавку. Языком жестов я владел тогда лучше, чем немецким, поэтому просто оторвал ценник от входной двери и вручил его мяснику, активно жестикулируя в стиле «Я покупаю этот самолет! Заверните в бумажку!». Что турку не понравилось, я не знаю, но он выдал мне такую тираду на своем тарабарском языке, от которой, по законам жанра, я должен был трепетно ужаснуться. Я молчать не стал, и высказал свое мнение по поводу отсутствия надлежащего товара по заявленной в рекламе цене. Никакой реакции. Тогда я, набрав полную грудь воздуха, на едином выдохе разразился изысканными семиэтажными воспоминаниями обо всех его родственниках до седьмого колена, и при этом ни разу не повторился. Хвала «великому и могучему», а особенно ненормативной его части! Турок тут же молча указал на одиноко стоящую в углу маленькую витрину-холодильник. Видимо, я был не первым русским, выступившим здесь с пламенной речью в защиту прав потребителей. Турок, с пониманием махнув на меня рукой, отправился крепить новый ценник взамен сорванного мною.
Все бы ничего, да я себя человеком не почувствую, если не придерусь к чему-нибудь. Вот и тогда, внимательно вчитываясь в надписи на упаковке с «ножками Буша», я заметил, что срок их годности истек четыре дня назад. Не просроченным оказалось содержимое только самой нижней упаковки. Я, естественно, попытался повторить подвиг Георгия Вицина в фильме «Операция Ы», но из этого ничего не вышло. Если вес, указанный на ценнике, соответствовал действительности, то на «моей» коробке лежало шестьдесят килограммов куриных останков. Мне не осталось ничего другого, как выложить лишние упаковки прямо на пол, чтобы добраться до желаемого. Турку-мяснику это пришлось не по душе, но его возможные возмущения гарантировали ему такой накал страстей с моей стороны, что он счел возможным промолчать, однако скрежет его зубов преследовал нас до самого выхода из его заведения. Перед выходом из магазина я прихватил с собой целую пачку полиэтиленовых пакетиков для расфасовки окорочков перед закладкой их в морозильную камеру нашего холодильника. К счастью, турок этого не заметил, иначе он точно стер бы свои белоснежные зубы до самых корешков.
Результат нашей куриной эпопеи был выражен лаконичной записью в записной книжке: «U8, Schonleinstrasse, куры 17.99DM/10кг, проверять срок годности!».
ЖДЕМ ЗВОНКА
Прошла уже неделя после нашего последнего свидания с Бабушкой, а предложений от Шустрого до сих пор не поступало. Бабушка ежедневно звонила Пете и сокрушалась по поводу безответственности ее протеже, обещая во всем разобраться, как только наш потенциальный шеф появится на горизонте. Надо полагать, регулярные десятиминутные звонки Бабушки (это только Пете, не считая ее многочисленных знакомых) ощутимо облегчали кошелек ее супруга. Бабушка принципиально не пользовалась домашним телефоном, считая его пережитком прошлого. «Хэнди» был для нее единственным средством коммуникации и, кроме того, компактный «Siemens» отлично помещался в карман ее домашнего халата, что и стало решающим аргументом в пользу мобильной связи.
В общем, работой и не пахло. Мой товарищ наотрез отказывался пуститься в поиски работы по моему примеру, опасаясь быть пойманным полицией. После длительных уговоров я плюнул на это неблагодарное занятие – в конце концов, он должен прекрасно понимать, что таким образом на неопределенное время откладывается и срок возврата денег, которые я должен ему за выезд и визу. И если он сам по этому поводу не переживает, то уж мне-то и подавно незачем тратить свои нервы. Я преспокойно занялся изучением немецкого по предусмотрительно привезенному с собой из Украины самоучителю. Благо, носителей языка вокруг было в изобилии, и надобность в прослушивании учебных кассет отпала сама собой.
На исходе третьего дня постоянного общения с учебником мое терпение лопнуло окончательно, и ученая книга была сослана на самое дно дорожной сумки, где пребывает и по сей день. Единственным моим путеводителем по дебрям немецкого языка остался словарик, в который я изредка заглядывал, отыскивая наиболее часто употреблявшиеся новые слова, услышанные в разговорах немцев. Не знаю кому как, а по мне, так лучший самоучитель – это непосредственное общение с «носителями». И стоит вам в разговоре с ними заикнуться о том, что вам непонятно какое-нибудь слово или словосочетание, то в каждом уважающем себя немце внезапно просыпается прирожденный учитель, и лекция по основам немецкого языка вам обеспечена. Однажды я таким образом «вызвал на откровенность» одного немца, так он два часа вводил меня в тонкости берлинского произношения, и это время категорически отказался вычитать из моей зарплаты. Стипендия бедному студенту...
Итак, с гранитом науки было покончено, пора было приступать к петиному воспитанию. Те три дня, что я корпел над изучением «дойческого», дружок мой спал с утра до вечера, своим храпом заставляя дребезжать оконные стекла. Он изредка прерывал сей приятный процесс принятием пищи, которую почему-то должен был готовить я, да разговорами с Бабушкой по телефону. Такая вопиющая несправедливость меня никак не устраивала, и в один прекрасный момент я решил положить конец этому безобразию.
Петруха, тщетно пытаясь освободиться от сладостно-тягучих объятий Морфея, некоторое время вообще не был способен на восприятие окружающего мира. Не давая ему опомниться, я засыпал его волнующими меня вопросами, главным из которых был: «На кой черт было меня сюда вызывать, если работы здесь не больше, чем на Украине?» Осознав, наконец, что разговор предстоит серьезный, Петя с трудом выдавил из себя признание – он рассчитывал, что я смогу закрепиться на стройках, а затем на захваченный мною плацдарм придет он, и мы вместе, в паре, будем там работать. Затем он выразил сожаление по поводу моей несостоятельности. Вот он, Момент Истины! Меня еще и обвиняют в крушении собственных воздушных замков! Что дальше? А дальше он поведал о том, что по моей вине мы сейчас сидим без работы, а могли бы зарабатывать по 15 марок в час! Каково, а? Он думал, что я большой спец по строительным делам, и у меня все получится. И это говорил человек, который, как выяснилось, на стройке-то берлинской работал всего один раз, а остальное время – исключительно в частном секторе, у бабушкиных знакомых! Паренек решил «подняться». И каштаны ему при этом своими руками таскать из огня очень не хотелось. Инвестор доморощенный!..
Ситуация грозила перерасти в нечто более серьезное, но здравый смысл победил. Что сделано, то сделано. Назад не воротишь. Пете нужно было вернуть свои деньги, мне – ему их отдать, и нам обоим попытаться попутно что-нибудь заработать. По Карнеги это значит – попытаться сделать лимонад из доставшегося лимона. А так как вдвоем работать легче, разбегаться по разным углам решили повременить. Заодно решился вопрос с приготовлением пищи – Петя оставлял за мной право готовить по причине отсутствия у него должных навыков, а на себя возложил почетную обязанность регулярно выносить мусор и мыть посуду после приготовления и принятия пищи.
ФИРМА ШУСТРОГО
Страсти улеглись, и, подобно гонгу на ринге, разнимающему драчунов, раздался телефонный звонок. То была Бабушка, победным криком известившая нас о работе, на которую нам назавтра надлежало явиться. Радости ее не было предела, и она так громко нас извещала, что телефонную трубку Пете пришлось держать в полуметре от уха, что позволило узнать радостную для нас весть всей нашей округе.
Добираться до места работы – фирмы Шустрого – нам пришлось около двух часов. Это немного, если учесть, что обратно мы пару раз добирались ровно четыре часа. Мы пришли за четверть часа до условленного времени. Шефа еще не было. Оно и понятно – начальство ведь не опаздывает, а задерживается. Но прошло пятнадцать минут, полчаса, час – никого и в помине не было. Ни начальства, ни рабочих. И только через час с четвертью на горизонте показался «Ford» Шустрого. То ли Бабушка чего напутала, то ли Петя не так понял, но Шустрый клялся и божился, что его фирма начинает работу именно в это время, и в подтверждение своих слов указал на расписание работы фирмы, которое почему-то висело внутри помещения.
Пока мы ждали Шустрого, у меня возникло острое желание посетить отхожее место. Но как только я созрел для этого действа, появился шеф и нарушил мои планы своей болтовней о режиме работы его богадельни. Улучив удобный момент, я поинтересовался у него, блеснув своим превосходным произношением: «Wo ist Toilette?». Блистать мне пришлось еще несколько раз ввиду того, что шеф абсолютно не понимал такой простой фразы. И чему его только в школе учили? Терпение мое подходило к концу в самом полном смысле этого слова, и я (в который уже раз!) перешел на язык жестов. Этот жест знаком мужчинам всего мира, поэтому Шустрый понял меня с полужеста, если можно так выразиться. «Ах! Пи-пи!» Дошло, наконец! Только зря я с ним столько провозился – он разрешил «пи-пи» где угодно, но только не в туалете (?!), туалет же у них отводился исключительно для более серьезных потребностей, которые он нам строго-настрого запретил удовлетворять за пределами уборной. А кто собирался?
У шефа хватило ума начать знакомить нас со своими подчиненными именно в тот момент, когда мы переодевались. В числе его подопечных оказалась молоденькая девушка, перед которой мне пришлось дефилировать в традиционном, советского образца нижнем белье розового цвета «в цветочек». Петя к этому моменту успел прикрыть срам комбинезоном.
Поставленная перед нами задача была не из легких. Требовалось разгрузить грузовик, в котором были мешки строительной штукатурки и три сотни новеньких деревянных дверей, каждая из которых весила килограмм двадцать, не меньше. При этом пользоваться платформой-подъемником нам было запрещено. Аккумулятор у машины, видите ли, слабоват! Вот мы и прыгали с этими дверями, как кенгуру, из машины на подставку из ящиков, а уже с нее – на землю. Но к началу второй сотни ноги стали подкашиваться, и мы, в целях обеспечения сохранности товара и своих носов, таки воспользовались подъемником. Работа просто закипела! Нам даже пришлось немного сбавить темп, иначе шеф мог заподозрить невыполнение нами его запрета. Аккумулятора хватило как раз до прихода Шустрого с проверкой...
Оставшийся десяток деревянных «рукообрывателей» мы извлекали, изо всех сил стараясь показать подошедшему шефу свою усталость (выжимать из себя актеров нам не понадобилось – мы действительно еле ноги волочили). А тот несчастный «Mercedes» с изнасилованным нами аккумулятором еще несколько дней стоял на приколе, но обвинений в диверсии нам никто не предъявил.
Вместо зарплаты мы получили заверения начальника в его платежеспособности, и обещания в ближайшие две недели расплатиться. «Вы ведь не собираетесь ехать в Украину завтра?». Мы-то не собираемся, да компетентные органы могут нам в этом помочь в любую минуту. Но делать нечего, за неимением лучшего пришлось поверить на слово.
На следующий день нас ожидала просто замечательная работа (ее и работой-то не назовешь) – вырывать «с мясом» замки из старых дверей, и плотно укладывать дверные полотна в контейнер. Не успели мы войти во вкус разрушительного процесса, как прилетел вечно взмыленный Шустрый и, усадив нас в свой микроавтобус, повез на другую работу.
ПИВО НА РАБОТЕ ДОЛЖНО БЫТЬ!
Всласть надавившись на педальку «газа» (стрелка спидометра ниже 90 опускалась только перед светофорами), через полчаса шеф высадил нас возле старинного особняка, от которого старинными остались только стены, остальное было разобрано с целью дальнейшей реконструкции. Внутри здания остался один полуразрушенный простенок, который нам предстояло снести. Затем нам следовало вынести ведрами полученный от развала простенка мусор в контейнер, стоящий неподалеку. Мы принялись за работу.
Раз пятнадцать повторив нам требование держать язык за зубами, дабы русская речь не оскверняла слух соседей, Шустрый испарился. Некоторое время спустя подъехал еще один «Ford», и из него вышли Худой и Толстый – работники шефа, получившие такие прозвища за свои внешние данные. Они тоже работали на этом объекте. Худой с порога чертыхнулся по поводу дерьмовой погоды (жаль мне немцев – не хватает в их языке крепких выражений). Толстый, увидев нас, вернулся к автобусу, и принес оттуда четыре банки дешевого «Holsten». Мы для приличия отказались (мы же на службе!), но те и слушать ничего не хотели, коротко и ясно объяснив нам причину своей настойчивости: «Пиво на работе должно быть!» Банки от пива следовало бросать в старый дымоход, чтобы не вызвать недовольства шефа.
Однако шеф через несколько дней все же узнал о нарушении Сухого Закона на рабочем месте. На нашу беду он спустился в подвал, уточнить кое-какие размеры. А в подвале этих банок!.. Дымоход-то, оказывается, имел прочистные каналы, которые сообщались с подвалом, и из них все наши жестянки благополучно вылетали на пол. Нам бы раньше задуматься о том, куда они деваются, да куда там! «Шаровое» пиво не оставляло никаких шансов чувству осторожности.
Под пивными парами работа пошла веселее, и уже через четыре часа от простенка не осталось и следа. Не зная, что делать дальше, мы обратились к представителям начальства за помощью. Те собрали консилиум, и для полного кворума были приглашены оставшиеся банки пива. Заседание длилось целый час, и мы единогласно приняли решение позвонить Шустрому. Толстый, говоря с кем-то на другом конце провода, вдруг просиял, немедленно попрощался с собеседником и выключил «хэнди». Почти бегом относя в машину инструмент, он дал нам пять минут на облачение в чистую одежду, так как работа на сегодня закончена. На тебе! Мы же только немногим более пяти часов отработали! Наши унылые физиономии привели его в недоумение. Как можно огорчаться окончанию работы?!
Некоторую ясность внес Худой. Оказывается, шеф уехал из офиса фирмы домой, и здесь уже не появится, по крайней мере, до завтра. Следовательно, можно безбоязненно отправляться на заслуженный отдых! А как же наши «трудодни»? «Alles wird in Ordnung!» – заверили они нас. Вы говорите, что мы отбыли положенное время, мы – то же самое о вас! Все так просто, неужели не понятно? В повторном объяснении столь очевидной истины мы не нуждались, и, быстренько переодевшись, уселись в микроавтобус. Парни довезли нас до ближайшей остановки трамвая, заставляя шарахаться в стороны попутные машины – после пяти или шести банок пива на брата вести машину прямо было большим искусством, которым обладают только русские водители.
Так мы проработали восемь дней. Четыре из них были «сокращенными». Шустрый об этом так и не узнал. Правда, заплатил он нам только через четыре (!) месяца, но эта просрочка платежа была расплатой за наши «прогулы».
ОБХОД КЛИЕНТОВ
Работа у Шустрого закончилась так же внезапно, как и началась. Сидеть в четырех стенах и тупо нажимать на кнопки пульта дистанционного управления телевизора надоело до чертиков. Все равно девяносто восемь процентов сказанного дикторами воспринималось не иначе, как издевательство над нашей способностью понимать немецкую речь. Все видеокассеты с фильмами, переведенными на русский язык, были просмотрены трижды. Кассеты с музыкальными хитами 90-х музыкальный центр «SONY» начал беспощадно «жевать». Говоря словами Козодоева из «Бриллиантовой руки», «Все пропало, шеф! Все пропало!»
От безделья в голову лезли скверные мысли, рисовавшие картины будущего одну мрачнее другой. Где-то на задворках сознания зарождалась предательская ностальгия. Тоска по жене, старательно (но не всегда успешно) изгоняемая, все чаще давала о себе знать, пока не вытеснила собой все остальные мысли и проблемы. Дальше так продолжаться не могло, иначе можно было сразу отправляться в психушку, «крыша»-то не железная! Надо было что-то решать. И как можно скорее.
Неожиданное избавление от этого кошмара пришло оттуда, откуда его никто не ждал. В одно чудесное утро Петя, порывшись в своей записной книжке, выудил оттуда бесценную информацию. В этот день невестка одной из многочисленных знакомых Бабушки должна была отмечать свой День рождения. Пете доводилось подрабатывать у ее мужа, и они остались довольны друг другом. Мы решили под шумок прозондировать почву относительно работы. Набравшись наглости, мы без приглашения отправились на празднество, по пути купив какой-то веник, который продавец почему-то гордо именовал «Blumen», да бутылку одесского шампанского, привезенную мной из дому, странным образом дожившую до этого момента.
Все были уже порядком «под шафе», чтобы заметить, что мы «хуже татарина». Наше шампанское влило свежую кровь в разомлевших было прекрасных дам, освежив им память, и они с новыми силами принялись за свою излюбленную тему – сплетни. Однако на этот раз, судя по многочисленным кивкам и взглядам в нашу сторону, объектом их обсуждений стали мы. Муж новорожденной был единственным мужчиной в этой компании, и его радость нашему появлению была вполне объяснимой. Выдержать женскую трескотню в течение нескольких часов не каждому под силу. Мы использовали это в своих корыстных целях, вытащив немца на свежий воздух, чтобы вдали от дам, стрекочущих пулеметными очередями, предаться сугубо мужскому разговору.
Для приличия мы сперва внимательно выслушали подробное описание насущных проблем хозяина дома (вообще-то хозяйкой была его теща). И хоть мы не понимали и половины сказанного, но очень убедительно кивали головами в знак своего сочувствия. Через час, когда время его интервью вышло (как нам показалось), мы в течение минуты посвятили его в проблему нашей жизни и смерти. Очень сожалея о постигшем нас несчастье, он огорчил нас тем, что помочь в решении нашей проблемы ему нечем. Разве что сестра его жены... Точно! Не далее, как полгода назад ей нужны были работники, и, учитывая ее бедственное финансовое положение, именно такие, как мы.
Рассыпаясь в благодарностях за столь ценную информацию, пропахшую нафталином, мы, распрощавшись с хозяином и хозяйками, поспешили по указанному адресу, не теряя надежды на успех.
«ГОВОРИТ МОСКВА!»
Сестра жены, почему-то не почтившая своим присутствием сестричку в день ее рождения, особой радости по поводу нашего появления не выразила. Да, ей нужны работники, но денег у нее нет, и нет ли у нас желания поработать в кредит? А зарплата – с первой пенсии. Свои люди, сочтемся! Желания такого у нас не возникло, и мы уже собирались откланиваться, но тут на пороге дома появился муж хозяйки, и распорядился немедленно впустить нас во двор (мы разговаривали с его супругой через забор). Он был поверхностно знаком с Петей, и ему как раз не хватало еще двоих, чтобы «сообразить на троих». А тут еще «свежие уши» в придачу! Он был просто счастлив.
Спешить нам было некуда, бесплатное пиво на дороге не валяется, и мы не стали огорчать страждущего своим отказом. Оболтус, прозванный так за архиразгильдяйское отношение ко всему на свете, извлек из подвала целый ящик «Berliner Kindl», и под неспешное «bla-bla-bla» (немецкий эквивалент русского «ля-ля») тот был нами осушен.
Оболтус жаждал продолжения банкета, и он решил посетить их общего с Петей знакомого. Ничуть не смущаясь уровнем алкоголя в своей крови, он усадил нас в свой микроавтобус, за свое техническое состояние окрещенный нами «гробом на колесиках», и вдавил педаль акселератора в пол, отпустив ее только по прибытии на место назначения. Я, убежденный атеист, чуть не уверовал в Бога за то, что мы остались живы – повороты Оболтус проходил, отрывая от земли колеса своего катафалка...
Наш гид по питейным адресам оказался прав – там, куда он нас привез, в самом разгаре были серьезные посиделки. За столом у бассейна сидело шесть человек. Под столом находилось три ящика «Berliner Pilsner», два из которых были заполнены пустыми бутылками. Оболтус, картинно раскинув руки и кланяясь в сторону честной компании, представил нас голосом Левитана: «Говорит Москва!», тщательно выговаривая каждую букву. В ответ заседающие наперебой закричали «О, сто грамм!». Да-а, наш брат-русский настолько преуспел в создании общественного немецкого мнения о себе, что иначе, как алкоголиками и матерщинниками немцы нас и не представляют. Но грех замечать пылинку в чужом глазу – в тот вечер мы тоже зарекомендовали себя не лучшим образом...
Нас усадили за стол, вручив по очередной (которой уже за сегодня?) бутылке, и прерванный нашим появлением разговор о достоинствах и недостатках фигур местных красавиц был продолжен. Несмотря на мое слабейшее знание немецкого, сомнений в предмете разговора быть не могло – настолько недвусмысленными были жесты рассказчиков. Затем, с нашей подачи, все дружно согласились с несомненным превосходством красоты русских женщин, чем вызвали гнев жены Водилы (хозяина дома, именуемого так за его профессию), которая в этот момент закрывала подвал на замок, пресекая тем самым дальнейшее упитие закадычных друзей. В подвале находился основной запас пива, и мужики, опасаясь лишиться последнего, начали в спешном порядке опустошать оставшиеся склянки. Мы от них не отставали...
До S-Bahn мы шли пешком – те, кто мог бы нас подбросить на машине, были настолько во хмелю, что садиться за руль означало бы для них самоубийство. Мы от них тоже далеко не ушли – около шести литров пива на брата давали о себе знать. Впору было приступать к изучению кунг-фу в стиле «пьяницы». Готовность наших тел к этому была, как говорится, налицо. Или на лице?..
У ВОДИЛЫ
Здоровью нашему был нанесен значительный урон, но мы возвращались не с пустыми руками – Водила предложил нам не Бог весть какую, но все же работу. Со времени постройки его дома цокольная часть до сих пор не была оштукатурена, и его жене надоело жить в «сарае», как она выразилась. Ничего себе сарайчик – на сто восемьдесят квадратных метров! Кроме того, до зимы необходимо было оштукатурить стены последней вводимой в эксплуатацию комнаты в цокольном этаже, в которой Водила планировал проводить еженедельные «Party» по случаю окончания рабочей недели. Забегая наперед, скажу, что введение в строй «Partyzimmer» впоследствии было отложено до следующего года. Жена сочла появление «домашнего кабака» предвестником алкоголизма супруга, и настояла на «замораживании» объекта.
Ковать железо, пока оно горячо, еще никому не вредило, и на следующий день, несмотря на свое разбитое состояние, мы прибыли для выполнения поставленной задачи. Водила встретил нас с распростертыми объятиями, и после ознакомительного похода в сарай, где находился весь имеющийся в доме инструмент, через задний двор провел нас в гараж. Там он, заговорщицки подмигивая, достал из багажника своей машины очередной ящик пива. Мое состояние в тот момент было близко к состоянию Шурика из «Кавказской пленницы», когда в кабинет товарища Саахова внесли «тост в трех экземплярах». Опять пить! Нет, этому надо положить конец, иначе наркодиспансер станет нашим вторым, если не первым домом!
Стараясь не обидеть потенциального работодателя, мы мягко отказались от соблазна отведать прохладного пивка, сославшись на возможное ухудшение качества работ «под этим делом». Наш аргумент был признан убедительным, и послужил в будущем отличной рекламой нашей благонадежности.
На цоколь у нас ушло три полных световых дня. Все же он был полутораметровой высоты при длине более сорока метров, и в некоторых местах толщина штукатурки доходила до шести сантиметров. Бетонные стены цоколя отказывались впитывать воду из раствора, и он то и дело сползал на землю. Сколько проклятий было послано тогда производителям бетонных блоков, из которых были выложены стены, одному Богу известно. А строителям, в свое время выложившим такие кривые стены (и все-таки пиво на работе НЕ должно быть!), наверное, до сих пор икается. Но, с другой стороны, если бы не все это, мы бы управились гораздо быстрее, и, следовательно, заработали бы меньше. Так что еще неизвестно, что лучше – легкая работа или более высокий заработок.
К зарплате в 10 марок в час прилагался обильный обед, причем время, на него затраченное, из общего количества отработанных часов не вычиталось. Одно блюдо мне особенно понравилось – вареный картофель с тушеным мясом. Но правильнее будет сказать – гора тушеного мяса с двумя ма-а-ленькими картошечками. Вот это дело! Дома мне такое количество мяса даже по праздникам не перепадало – не по карману мне был сей деликатес. О пиве, которое можно было пить, сколько душе будет угодно, я лучше промолчу, а то добрая половина украинских безработных ринется осаждать несчастных частников-немцев, очень немногие из которых столь либеральны к своим работникам, уж поверьте на слово!
Отвозя нас к концу третьего дня на станцию S-Bahn, Водила под большим секретом поведал нам о том, что соседний с ним старый, до неприличия запущенный прежними хозяевами дом продан богатым людям с Запада. Он еще точно не знает, но по слухам, эти люди хотят делать капитальный ремонт зданию вплоть до замены крыши, а это займет не менее двух-трех месяцев. И он попытается пристроить нас подсобными рабочими в фирме, которая будет этим заниматься. Если мы, конечно, не против выполнять грязную работу. Не против ли мы?! Да ты что, Водила, с Луны свалился?! Ты нам только сделай отмашку, мы землю станем носом рыть, лишь бы платили! В общем, договорились. Он обещал позвонить, как только все прояснится, а его новые соседи должны приехать на осмотр своих владений через день-другой. На том и расстались.
В ОЖИДАНИИ ЧУДА
Еще три дня мы сидели в ожидании чуда, обещанного нам Водилой, даже не заговаривая на эту тему – боялись сглазить. Гулливер, наш сосед по квартире, тоже сидел без работы – на стройке, где он работал, ожидалась облава, и его шеф, не желая рисковать, отправил всех нелегалов в «отпуск за свой счет». Так он маялся уже неделю. Целыми днями мы сидели дома, изредка совершая набеги на продуктовые магазины. Чтобы не свихнуться от скуки, развлекали друг друга смешными историями из своей жизни, Гулливер при этом не забывал одну за другой опорожнять пивные бутылки, правда, сдавал их вовремя, без напоминаний. Одну из таких «веселых» историй, рассказанных им в порыве возмущения поведением югославских прорабов, хочется вкратце пересказать.
Гулливер сотоварищи выносили остатки гипсокартонных листов с третьего этажа ремонтируемого здания (лифтов в нем не было). Как обычно вдруг, на этаж влетел разъяренный шеф-»юг», и разорался на своих подчиненных – мол, медленно работаете! И решил показать им, как нужно освобождать этаж от мусора. Он схватил обрезок гипса и выбросил его прямо в окно. Второй, третий, четвертый, с каждым разом все более увесистые куски гипса отправлялись за первым. Пятый, и последний кусок размером в треть листа упал прямо на спину выходившего в этот момент из здания двоюродного брата шефа. Братишка остался жив, но ходить он уже не сможет никогда...
Такая вот грустная история. А если «юг» никого не задел бы тогда, то наверняка заставил бы наших последовать его примеру, и кто знает, чем бы все это кончилось!
Первый месяц моего пребывания в Берлине подходил к концу, и пора было подвести итоги. Итак, «подобьем бабки». Что я имел на сегодняшний день? Долг в тысячу марок. Общий заработок за месяц составил около 1.600 марок, из которых 900 мне остался должен Шустрый, и нам еще крупно повезло, что он их вернул через четыре месяца. За вычетом затрат на питание, квартиру, проезд, телефон, сигареты и цветы имениннице у меня на руках осталось... ноль марок ноль пфеннигов (долг Шустрого пока не в счет). Более того, мой долг Пете увеличился еще на пятьдесят марок! При этом в «застойные» дни мы себя ограничивали в питании до минимума, прекрасно осознавая, что долго так не протянем. Перефразируя известную фразу, получалось, что «строитель должен быть голодным». Стоит ли еще что-нибудь добавить к сказанному? Думаю, нет. Умный сделает правильный вывод, а дуракам и так всегда везет.
Читайте также материал по теме: ЗАПИСКИ БЕРЛИНСКОГО НЕЛЕГАЛА -3
Андрей ЕВДОКИМОВ.
Специально для «Заграницы».
|
